конференц-зал в глубине своего мраморного храма за Капитолием. С часу дня они сидели в зеленых кожаных креслах с высокой спинкой, к каждому из которых была прикреплена медная табличка с именем судьи. На дальнем конце стола, покрытого сукном, сидел член Верховного суда Артур Голдберг, избранный последним, занимая место почти у дверей» Ни при каких условиях ни одному постороннему лицу не разрешалось присутствовать на этих заседаниях. Если поступало срочное сообщение, посыльный, подносил запаску к двери. Голдберг должен был — отвечать на стук в дверь.
Режим строжайшей секретности соблюдался и в Золотом зале Пентагона, — где происходило совместное заседание Объединенного комитета начальников штабов с командующими западногерманского бундесвера. Председатель этого комитета элегантный, похожий на ученого генерал Максуэл Тэйлор возвышался по одну сторону стола, напротив него сидел генерал Фридрих А. Ферч — генеральный инспектор бундесвера.
Все присутствовавшие были при полном параде — немцы из чувства долга, а американцы потому, что знали, как поступят немцы. На всех пестрели орденские ленты и блестели аксельбанты.
Своим блеском генералы затмили бы Верховный суд. Блеском и великолепием военные уступают только церкви. В 13.21 кардинал Ричард Кашинг готовился к тому, чтобы их затмить. Он ждал адмирала — нового командующего военно-морской базой Бостона, намеревавшегося нанести визит вежливости, и его преосвященство готовился встретить гостя с подобающим великолепием. В окружении золотых статуй святых, богато украшенного алтаря и картин на средневековые сюжеты кардинал возвышался в своем великолепном облачении. Плечами воина, квадратными челюстями и пронизывающим взглядом он напоминал скорее индейца племени чероки, нежели святого. Его преосвященство держался как древний хамитский вождь и говорил повелительным тоном. Кардинал надеялся, что ему не придется слишком много говорить, так как он страдал астмой и эмфиземой легких и спал с двумя кислородными подушками.
— Не убеждайте меня, я знаю, — ворчал он на медицинскую сестру, — голос у меня как у Лазаря, пролежавшего четверо суток в могиле.
Из всех знакомых Кеннеди, которые трудились в это время, самый скромный пост занимал корреспондент «Нейшнл бродкастинг компани» (Эн-Би-Си) Дэвид Бринкли, обладающий самым медоточивым голосом. Рабочее место Бринкли было не больше умывальника при бензоколонке. Он склонился над старомодным письменным столом со шторкой. Сейчас он не вел программы, так как было неурочное для передач время. Местная станция Эн-Би-Си вела, по мнению Бринкли, на редкость глупую передачу о модах. В отличие от кардинала Кашинга, генерала Тэйлора и председателя Верховного суда Уоррена Бринкли не делал истории, он только комментировал ее. Его присутствие на рабочем месте следует отметить, поскольку восемнадцать лет назад, когда ему было двадцать пять лет, он оказался единственным корреспондентом в Вашингтонской конторе Эн-Би-Си, когда пришло сообщение о том, что в Уорм-Спингс (штат Джорджия) умер Франклин Д. Рузвельт. Бринкли все еще помнил, как он неправильно произнес слово «кортеж» во время похорон Рузвельта и как ему за это попало.
В Хайяннис-порте Энн Гарган, двоюродная сестра президента, уложила его престарелого отца Джозефа П. Кеннеди вздремнуть после обеда. Они только что вместе посмотрели по телевизору новости, которые передают в час дня. Разбитый параличом, бывший посол хотел знать, кто из ого сыновей находится в центре внимания общественности. Сама Энн собиралась отправиться с визитом к сестре в Детройт. Мать президента тоже прилегла. Рита Даллас, сиделка посла, помогла Энн одеться.
В шестистах милях к югу от Хайяннис-порта члены сената Соединенных Штатов дремали во время нагоняющих сон дебатов по вопросу о федеральном библиотечном деле. Поскольку председатель сената является одновременно и вице-президентом Соединенных Штатов, его здесь не было. В отсутствие Джонсона его место занимал младший брат президента сенатор Эдвард М. Кеннеди.
В непосредственной близости от зала с рифлеными стенами, где собирались сенаторы, находится комната президента. Эта комната называется так потому, что, начиная с Линкольна и кончая Гувером, все главы правительств подписывали здесь законопроекты, становившиеся законами. При Франклине Рузвельте этой комнатой перестали пользоваться.
Сегодня Ричард Л. Ридел, представитель сената по связи с прессой, сидел один в президентской комнате, читая «Вашингтон пост». Ридел с интересом рассматривал набор веселых фотографий супругов Кеннеди в Сан-Анто-нио и Хьюстоне. Время от времени он наведывался в сенатское лобби, чтобы посмотреть на телетайп Ассошиэйтед Пресс. Сторонник президента, Ридел предпочитал телетайп Ассошиэйтед Пресс, поскольку он находится на демократическом конце лобби, и избегал пользоваться телетайпом на республиканской стороне.
Сидеть в кресле вице-президента считалось честью, однако Эдвард Кеннеди относился к этому, как и его брат до него, со смешанными чувствами. Братья Кеннеди были людьми активными. Они любили мужские игры, соревнование, борьбу. Министр юстиции бесспорно чувствовал себя в этот момент более спокойно, чем сенатор Эдвард Кеннеди. Весь четверг и пятницу утром Роберт Кеннеди председательствовал на длиннейших заседаниях в министерстве юстиции, посвященных борьбе с организованной преступностью. Заседания должны были возобновиться после обеда. А пока что он пригласил к себе домой в Маклин, штат Виргиния, на завтрак двух гостей — нью-йоркского прокурора Роберта Моргентау и его помощника. Роберт Кеннеди быстро окунулся в бассейн, расположенный в глубине участка при доме, надел шорты и присоединился к жене и гостям.
Учитывая особое положение Роберта Кеннеди в правительстве, отделение связи установило внутри его дома и вокруг него целую батарею телефонов Белого дома. По номеру Нейшнл 8-1414 к Роберту Кеннеди можно было дозвониться так же быстро, как к Джону Кеннеди. В то время как Линдон Джонсон имел всего лишь один телефон, связывающий его с Белым домом, только на этом участке около дома их было два: добавочный № 2163 в маленьком зеленом деревянном ящике у входа в бассейн и добавочный № 2324 — в ящике у теннисного корта на дальней его стороне.
Билл Мойерс, самый способный молодой техасец при Кеннеди, заместитель директора Корпуса мира Сарджента Шривера, высланный вперед в Остин для организации встречи президента, завтракал, предварительно проверив подготовку к приему президента. Как установил Мойерс, за исключением печатных программ, все было готово к сегодняшнему вечеру. Были подготовлены места для гостей, полторы тонны салата, разложены костры для восьми тысяч порций жаркого (католики обычно не едят в пятницу жаркого, но было уже слишком поздно менять меню). Продажа билетов принесла 350 тысяч долларов в избирательный фонд Кеннеди — Джонсона, и с утра владельцы билетов стекались в Остин со всего штата. Большинство их было уже в пути. Некоторые находились
В «Вулкане», как секретная служба называла ранчо Линдона Джонсона, тоже наступило оживление. Агенты из охраны Белого дома заняли передовые позиции в мотеле Джонсон-Сити. В восемь вечера они планировали оцепить «Вулкан», после этого всех должны были пускать только по пропускам. На берегах реки Бес Эбелл проводила генеральную репетицию артистов. Сотни только что испеченных пирогов стыли на длинном деревянном столе. перед кухней. А на кухне кухарка Элен Уильямс, не прекращая своей работы, следила за движением кортежа в Далласе по радио.
В Форт-Уорте Маргарита Освальд шестой час подряд не отводила глаз от экрана телевизора. Забыв про визит президента, она увлеклась любимой программой. С таким же увлечением Марина Освальд смотрела на экран телевизора «Зенит» в Ирвинге. Рут Пейн была на кухне и готовила завтрак. Кто все время думал о визите Кеннеди, так это муж Рут — Майкл. Он завтракал со студентом. Дэйвом Ноэлом в ресторане, находящемся между Форт-Уортом и Далласом. Майклу Пейну начало казаться, что последние два дня он только и слышал, что злобные шутки об убийствах. Это угнетающе подействовало на него, и за завтраком (позднее он не мог вспомнить, кто первый из них заговорил об этом) они обсуждали психику убийц в историческом плане. После нескольких неудачных попыток заговорить на эту тему они оставили ее, решив, что ни один из них не знает достаточно историю.
Пятница в Далласе — день выплаты жалованья, что для Парклендского госпиталя означало наплыв исключительно большого числа пациентов, раненных в пьяных драках. Однако основная масса пострадавших должна была нахлынуть в приемную «скорой помощи» лишь поздно вечером, а в полдень атмосфера была спокойной. Главный хирург находился в Хьюстоне, старшая медицинская сестра отправилась на конференцию медицинских работников. Директор госпиталя Джек Прайс стоял у окна своего кабинета и, глядя на бульвар Гарри Хайнса, любовался чудесной погодой. Он размышлял, разрешать ли некоторым своим служащим — выйти на улицу, чтобы посмотреть на проезжающий мимо президентский
