тонированные стекла автомобиля не позволяли разглядеть людей внутри.
Аникеева пробежала мимо полковника, не заметив его. Ее подбородок уткнулся в ворот шубы, а лохматая шапка была слишком низко надвинута на глаза. «Лексус» тронулся с места, развернулся на проезжей части и стремительно укатил прочь. Гуров проводил его глазами. Акушерка вошла в здание больницы. Полковник глубоко затянулся, заложил руки в карманы и двинулся вперед. Он почти физически ощущал, как его поджимает неумолимый бег времени. История, в которую втравил его Крячко, нравилась Гурову все меньше и меньше. Какое-то щелкнувшее внутри его шестое чувство подсказало сыщику, что Завладская не ошиблась, восприняв всерьез полученное письмо с угрозой.
Вторник. 11 часов 45 минут
Крячко придвинул к себе пепельницу и несколько раз энергично затянулся. Альбом с фотографиями по- прежнему лежал перед ним в раскрытом виде. Он изучил каждый снимок из прошлой жизни Юли, но ни одного знакомого лица больше не встретил. Фотография, на которой Завладскую обнимал Щетинин, лежала в стороне. Вставлять ее обратно в альбом Крячко пока не хотел.
– Может, еще чаю? – предложила хозяйка.
Стас повернул голову. Юля стояла возле раковины спиной к нему и мыла посуду. Ее роскошные волосы скрывали почти половину плеч. Открытые босоножки на невысоком каблуке почти не скрывали изящную миниатюрную ступню с ровными, окрашенными в серебристый цвет ноготками, и это была единственная обнаженная часть тела, которую мог видеть Крячко. Остальное могло лишь дорисовывать его богатое воображение. На какое-то время мысли о Валете улетучились, уступив место желанию подняться из-за стола, подойти к Завладской и обнять ее за талию. Крячко медленно поднял взгляд, переместив его с округлых розовых пяток женщины на скрытую джинсами попку. Блестящие буковки «R» и «S» на правом заднем кармашке светились в падающих через круглое окно солнечных лучах.
– Не сердись на меня. – Крячко потушил сигарету, жестко вдавив ее в дно хрустальной пепельницы. – Я просто слегка вспылил. Занервничал, что ли... Понимаешь? Юляша! Ну, перестань. Если тебе так уж хочется, можешь звать меня Стасиком. Так, правда, зовут тараканов, но...
– При чем тут тараканы? – Она обернулась, и Крячко заметил, что ее мокрые от воды руки дрожат. – Я привыкла так говорить. И не могу понять, что же тут обидного. Обычное ласковое обращение.
– Хорошо.
– Ничего хорошего. – Запястьем она откинула со лба челку и, опустив руки, прислонилась к раковине. Теперь Стас отлично мог видеть каждый пальчик у нее на ногах. – Он, видите ли, занервничал. А каково сейчас мне, ты не подумал? Часов через семь какой-то псих намеревается прикончить меня. Знаешь, что страшнее смерти, Стас?
– Стасик, – с улыбкой поправил ее Крячко, рассчитывая столь нехитрым способом разрядить ситуацию. – Зови меня Стасик.
– Неважно. – Завладская поморщилась. – Так ты знаешь, что страшнее...
– Знаю. Ожидание смерти. Это, кажется, какой-то классик сказал.
Юля кивнула. Вода лилась у нее за спиной и разбивалась о дно раковины. Уже помытая посуда стояла слева на полосатом полотенце.
– И очень правильно сказал. Я только сейчас поняла это. Когда это касается лично тебя...
– Послушай, Юляшенька. – Крячко все-таки поднялся на ноги и шагнул в направлении Завладской. – Я понимаю тебя. Прекрасно понимаю... И еще раз прошу простить меня. А что касается этого самого ожидания смерти... Постарайся об этом не думать. Я здесь, и, пока я здесь, тебя никто и пальцем тронуть не посмеет. А Лева сейчас ищет того, кто прислал тебе письмо. И я уверен, что он найдет его. Еще не было такого случая, чтобы Лева потерпел поражение в схватке с убийцами-психопатами. Поверь мне. И если бы ты перестала нервничать, – он взял ее за руку – пальцы Завладской продолжали нервно подрагивать, – то смогла бы помочь нам. Мне и Леве.
– Чем помочь?
– Ты должна хорошенько подумать, кому и зачем нужно убивать тебя. «Куча врагов» – это понятие абстрактное. Это все равно, что сказать: «У меня нет врагов». Постарайся что-нибудь вспомнить, Юля. Конфликты, серьезные разногласия, угрозы... Не такие кардинальные, как эта последняя, но...
Она выдернула свою руку из руки Крячко и тут же отошла в сторону. Нервно закусила верхнюю губу. Стасу показалось, что в эту секунду Завладская готова была расплакаться. Он даже в школе никогда не видел ее в таком состоянии и не представлял, что она может быть такой. Юля всегда производила на него впечатление девочки сильной и уверенной в себе. Неужели он ошибался? Или это время так изменило ее?
– Я не хочу говорить об этом. – В ее голосе засквозили визгливые истеричные интонации. – Не хочу ничего вспоминать. Разговоры об этом еще больше заставляют меня нервничать. Разве ты не понимаешь?
Крячко остался стоять там, где его оставила Завладская, а хозяйка прошла к столу и пальцами подцепила за ручку кружку, из которой Стас пил чай. Нервная дрожь не оставила Завладскую, кружка выскользнула из рук, покатилась по столу, расплескивая остатки чая, подтолкнула стеклянную вазочку со вставленной в нее одной-единственной карликовой розой. Юля вскрикнула, Крячко проворно бросился вперед, но не успел. Ваза грохнулась на пол, и осколки брызнули в разные стороны. Один из них попал на штанину Станислава, отскочил от нее и упал к ногам.
– Видишь, до чего ты довел меня, Стасик? – Глаза Завладской стали красными, а по левой щеке скатилась сиротливая слезинка.
– Успокойся. Все в порядке. Я помогу тебе.
Они вместе опустились на корточки и стали собирать с пола осколки. Один из крупных кусков стекла они схватили одновременно. Юля поморщилась.
– Оставь, ты обрежешься, – сказал Крячко.
Он дернул осколок на себя раньше, чем Завладская успела его отпустить, и острый край врезался Станиславу в кожу.
– Черт!
