спускается к площади каскадом гранитных трибун. Они выполняют здесь прежнюю функцию московского мавзолея. Напротив, за близкой рекой, возвышается огромная колонна Монумента Идей Чучхе. Немного левее видна фигура корейского партизана на фоне горы Пэкту — хорошо известная по снимкам с парадов и демонстраций на площади Ким Ир Сена. С другой ее стороны, прямо на домах, расположены огромные, написанные маслом портреты Ленина и Маркса. Они означают формальное признание социалистической традиции, с которой по-прежнему отождествляет себя корейский режим — важный идеологический «мессидж» в понимании северных корейцев. Портрет старшего Кима, флаг КНДР и огромные громкоговорители-«граммофоны» в стиле сороковых годов довершают собой неповторимый облик главной площади Народной Кореи.
Вечером, на исходе «Дня солнца», мы заняли места на трибунах пхеньянского «мавзолея». Здесь находилась только небольшая группа иностранных гостей «Апрельской весны». Корейцы исподволь показывали нам на небольшое окно в расположенной по соседству галерее. Утверждалось, что в ней может анонимно смотреть за действом руководитель Ким Чен Ир. Мы знали, что сейчас должен состояться «народный парад», о котором еще раньше говорили мои бывавшие в Корее спутники, но плохо представляли себе, что именно нам придется увидеть.
Темнело, над площадью Ким Ир Сена уже горел факел заречной колонны, а мягкие лучи прожекторов гладили ее зачищенную до блеска поверхность. Внезапно со всех четырех сторон сюда устремились десятки тысяч нарядно одетых людей. Это было похоже на цветную приливную волну, которая заливала площадь, огибая здания, клумбы с флагами, и растекаясь широкими рукавами. Через минуту на площади выстроилось сорок тысяч корейцев — женщины в ярких костюмах, мужчины в белых рубашках при галстуках, в строгих брюках — в примерном соотношении три к одному. Их было ровно столько, чтобы заполнить собой все пространство площади. Заиграла приятная музыка, и эти люди начали танцевать — сплетаясь и расходясь, собираясь рядами, разбиваясь на пары и тройки, образовывая собой круги, звезды и сложные геометрические фигуры.
Сначала мы смотрели на это с трибуны, а после нам разрешили спуститься и выйти «в народ» — глубоко в танцующую толпу. Корейцы продолжали кружить свои замысловатые хороводы, не обращая никакого внимания на бродивших среди них иностранцев. Если мы подходили к ним слишком близко, они деликатно смещались в сторону, ни на секунду не прерываясь и не сбиваясь с ритма, похожие на единый разумный организм. Все это остро напомнило мне живой океан из лемовского «Соляриса». А еще — поле высокой, спелой пшеницы, которая подается перед идущим по нему человеком. Блуждая по этой ожившей, пришедшей в движение площади, я даже сбивался с ориентации, оглядываясь в поисках пагод Дворца учебы, подсвеченных в мрачный, зеленоватый цвет — в контраст к багровым огням Башни Чучхе. Пожалуй, это было одно из самых необычных впечатлений в нашей жизни.
Фотографируя, я всматривался в лица кореянок, румяно красневших перед объективом. Как нам потом говорили, на площадь собрали ударных работников и танцоров со всех хореографических секций Пхеньяна и других городов страны. Эти люди отдыхали, они дарили приятные ощущения — себе и нам, не впадая в низкопоклонство или казенный официоз. Самый приятный Майдан, который мне когда-либо приходилось видеть — особенно, на фоне наших традиционных пивных «праздников», с непрерывной рекламой спонсоров, пьяной давкой в толпе и послеконцертным мордобоем. Нам даже сложно представить себе такие человечные торжества.
Наутро мы собрались смотреть метрополитен Пхеньяна. Иностранцы могут свободно спуститься в его глубины — здешний сабвей считается одной из достопримечательностей столицы КНДР. Некоторые из нас уже успели побывать в метро, а один российский делегат проехал на нем буквально в это же утро. Поэтому мы были очень удивлены, когда корейские гиды вежливо попросили нас подождать с экскурсией,
Мы согласились, и чуть позже спускались вниз на эскалаторе, вместе с товарищами Паком и Чо. Тоннель уходил вниз на стометровую глубину. Он был чисто выбеленным, без какой-либо рекламы. Приятная музыка заменяла здесь московские радиообъявления об опасных «посторонних предметах». Таким было когда-то наше метро.
Корейцы показывали нам свои знаменитые станции. Среди них выделялись «Пухын» («Процветание») и «Енгван» («Слава») — настоящие подземные дворцы с прекрасными мозаиками и колоннадами в манере наших «Золотых ворот». Крупнейшая мозаичная панорама станции «Пухын» изображает Ким Ир Сена в окружении семисот ударников строительства метрополитена — можно не сомневаться, что их портреты переданы здесь достоверно, как на фотоснимке. Московское метро в его нынешнем состоянии явно несправедливо присвоило себе звание красивейшей подземки планеты. На платформах стояли газетные стенды со свежим номером «Нодон Синмун», в котором мы обнаружили свое очередное фото. Было видно, что пассажиры привыкли читать газеты в перерывах между поездами, которые прибывали на станцию в интервале трех минут. Эти метропоезда состоят из четырех длинных вагонов, двери в которых открываются не только автоматически, но и вручную — как в Европе. Местная подземка начинает работу в полшестого утра и заканчивает ее в десять вечера — в соответствии с образом жизни обитателей Пхеньяна. Метрополитеновские вагоны, изготовленные в Восточном Берлине, во времена ГДР, были вместительными и чистыми. Поезд шел мягко, без рывков. В салоне вагонов прикреплены небольшие портреты обеих Кимов.
Покидая очередную сияющую станцию, мы задержались на ступеньках и вдруг увидели, что на ней гаснет часть стеклянных светильников. Как оказалось, их зажигали специально для нашей экскурсии. Вся невинная показуха корейцев свелась к тому, чтобы позволить нам сделать более качественные фото в полностью освещенных залах. Они не знают, что на станциях Киева традиционно горит, в лучшем случае, третья часть наличных осветительных приборов. Остальные запущены до такой степени, что их не включают даже в честь визита какого-нибудь президента.
Поднимаясь наверх, мне думалось, что в этой стране почти невозможно скрыть правду — правду о том, чего стоят придуманные о ней мифы. Сидя на борту «тушки» в знакомом аэропорту, мы уже точно знали, что корейцы едят траву, а их летчики используют вместо приборов свет своих нагрудных значков. Вы не верите в это? Тогда вам наверняка стоит приоткрыть для себя жизнь Народной Кореи.
Столица Китая встретила нас пыльной бурей. Множество пекинцев ходили по улицам в марлевых повязках и респираторах. Вначале мы связывали это с птичьим гриппом, но очень быстро поняли — виной всему пыль. Пыльный шторм в этот апрельский день был самым сильным за последние годы. О нем написали даже российские газеты. Весенние ветра подняли в воздух огромные массы высушенной земли из пустыни Гоби и полей северного Китая, загубленных в период «интенсивного земледелия» 80-х годов. Перевалив Великую Стену, тонны летучей пыли обрушились на Пекин, щедро запорошив легендарную Тяньаньмэнь. Солнце над «Площадью небесного спокойствия» выглядело белым диском, прикрытым серой завесой. Мелкий песок забивался в нос и глаза, неприятно похрустывая на наших зубах. Во время церемонии спуска национального флага КНР вихрь бросил пыль в лицо одному из китайских гвардейцев. Солдат выпустил оружие и согнулся пополам на глазах у сотен зевак.
Глядя на это, вспоминалась фраза о «черном ветре» из политического лексикона хунвейбинов.
Прибыв в аэропорт, мы добирались в город на частном автомобиле — причем, нашего водителя охраняла сидевшая рядом жена. В другом, государственном такси ее функцию выполняла железная решетка, за которой был замурован китайский шофер. Приехав на Тяньаньмэнь, мы сразу почувствовали цепкую руку китайского криминала — в моем кармане, куда залезла рука местного вора. Среди толпы кучковались целые группы нелегальных валютчиков, очень похожих на наших менял из начала 90-х годов. Они собирались у входа в запретный Пурпурный город, под аркой с огромным портретом Председателя Мао. Зазывалы-гиды предлагали подняться наверх, к его рисованной голове — на трибуну-Ворот Небесного спокойствия, где некогда принимал миллионные парады основатель КНР. Разумеется, за отдельную плату. Похоже, что за отдельную плату в этой стране можно сделать почти все — что весьма сильно отличает ее от Народной Кореи.
Огромная площадь была забита провинциального вида китайцами в ватниках и демисезонных куртках, прибывших в столицу из разных уголков огромной страны. Их совершенно не заботила пыль, которая, по всей видимости, отпугнула большинство иностранных туристов, ударив по прибылям местных торгашей. Обосновавшись в центре площади, у величественного обелиска Народным героям, они хватали нас за
