голова пошла кругом.
– Послушайте, господин Вагряжский! – взмолился он. – Не втягивайте меня в философскую дискуссию о смысле жизни! Скажите толком, что здесь случилось и стоит ли рассчитывать на то, что спектакль все-таки состоится?
– Без-ус-лов-но! – отчеканил комик, многозначительно поднимая вверх сигару. – При любых обстоятельствах шоу должно продолжаться! Как говорится, смейся, паяц… Думаю, совсем уже скоро Томилин придет в надлежащий вид, и толпа получит то, чего жаждет – хлеба и зрелищ. А случилось, господин полковник, не здесь. Случилось у Белинкова дома, на Ленинградском проспекте. Его обчистили.
– Обчистили? – повторил Гуров. – Так вот в чем дело! Вы хотите сказать, что ограбили его квартиру?
– Ну да! – поморщился Вагряжский. – Может быть, слышали – он собирался везти отца в Германию на операцию. Скопил денег… Но ведь вы знаете эту русскую привычку держать капиталы в наличных, а наличные – в коробке из-под обуви! Естественно, к нему пришли.
– Печально, – заметил Гуров. – Надеюсь, сам Белинков не пострадал?
Вагряжский развел руками.
– Помилуйте! – сказал он. – Сам ничего не знаю! Питаюсь слухами. Все, что успел узнать, уже доложил вам. Остальное потом. Да вот, кажется, и сама хозяйка идет… Наверняка ей-то побольше моего известно.
Действительно, в коридоре прозвучали торопливые шаги, стук каблучков – и в гримерку вошла Мария. Гуров с трудом узнал жену. И дело было не только в сценическом платье и гриме. Лицо Марии выглядело усталым и злым. Отрицательные эмоции переполняли ее. Увидев Гурова, которого Мария так неправдоподобно долго уговаривала на посещение театра, она лишь сказала: «А, ты здесь!» – и в раздражении уселась в свободное кресло перед тройным зеркалом.
Вагряжский незаметно для нее изобразил на лице гримасу, которая должна была означать что-то вроде «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» и осторожно спросил:
– Ну что, Машенька, все утряслось?
– Все прахом! – не оборачиваясь, сказала Мария. – Сегодня у нас будет провал. Томилин пьян, у меня нет сил, труппа вся как с цепи сорвалась. Честнее было бы вообще отменить спектакль!
– Чепуха! – авторитетно заявил Вагряжский. – Шоу должно продолжаться при любых обстоятельствах. Толпа ждет! И с чего вы взяли, что будет провал? Вот увидите – сыграете, как богиня! На безумной, так сказать, волне! И на Томилине зря ставите крест. Томилин еще вас сегодня удивит, поверьте моему опыту. А то, что он слегка…
– Да уж, удивит обязательно! – перебила его Мария. – Уже удивил… Ты уже слышал, что случилось? – вдруг обратилась она к мужу.
– Немного, – сказал Гуров и поспешно добавил: – Сразу заявляю – к этой неожиданности я лично не имею ни малейшего отношения. И вообще, сегодня вечером криминал не по моей части. Я сейчас же иду в зал и занимаю свое место…
– А я не желаю, чтобы мой муж смотрел на это убожество! – неожиданно повысила голос Мария. – Я просто настаиваю, чтобы ты пропустил сегодняшний балаган! У меня все валится из рук. Это хуже, чем предстать перед любимым человеком заспанной и с перьями в волосах! Ты не пойдешь в зал, слышишь!
– Гм, а куда же я, в таком случае, пойду? – спросил растерявшийся Гуров. – Несколько глупо два часа наряжаться, чтобы потом съездить до театра и обратно – тебе не кажется?
– Знаешь что? – Мария обратила к нему просительный взгляд. – У тебя же есть возможности… Попроси, чтобы тебя назначили на это дело! Я рассказывала тебе о планах Белинкова. Так вот, у него украли все его деньги, самого чуть не убили – он сейчас на грани помешательства. Это же полный крах для него. А я уверена, ты сумеешь помочь!
– А правда, Гуров, голубчик! – оживился Вагряжский. – Почему бы вам, и в самом деле, не принять участие? Для вас же найти каких-то паршивых грабителей – раз плюнуть! И для вас реклама какая – это же не кто-нибудь, это Белинков! Подумайте!
– Это вы подумайте, что только что сказали, – хмуро отозвался Гуров. – По-вашему, оперативным работникам реклама требуется? У нас все-таки не шоу, господин Вагряжский.
– Ну-у, может быть, я неверно выразился, – пробормотал озадаченный комик. – Я только имел в виду… Одним словом, по моему глубокому убеждению, то, что вы здесь – это перст божий! И вы должны следовать предначертанию.
– Какой перст! – невольно улыбнулся Гуров. – Это вы, пожалуй, хватили лишку! Я здесь всего лишь, как говорится, «волею пославшей мя жены»…
– Это почти одно и то же, – быстро парировал Вагряжский. – Тем более что с ее стороны уже поступила подобная просьба. Или, как это у вас называется – заявление, наверное? А на заявление вы обязаны отреагировать, да-с! – важно закончил он.
– Я уже не могу слушать этот бред! – прижимая пальцы к вискам, с отчаянием сказала Мария. – Прекратите, Николай Евгеньевич, умоляю! Что вы несете? Какое заявление? А, впрочем, так оно и есть. Можешь считать это моим личным заявлением. Уж такую-то мелочь ты для меня можешь сделать?
– Я могу, – осторожно сказал Гуров. – Просто неудобно как-то – там ведь сейчас, наверное, уже вовсю следственные мероприятия проводятся, а тут вдруг я ни с того ни с сего – возьмите, мол, за рубль двадцать – знаменитый полковник Гуров!
– И тем не менее это правда! – упрямо сказала Мария. – Именно знаменитый, именно Гуров! Я понимаю, что в милиции и без тебя люди имеются, но речь ведь идет о жизни и смерти. Если бы ты знал, как Белинков любит своего отца! Если он, не дай бог, умрет… Короче говоря, я просто знаю, что ты найдешь этих гадов быстрее, чем кто-либо другой. А являться ни с того ни с сего тебя никто не заставляет. И, пожалуйста, не делай вид, будто не знаешь, как сделать, чтобы тебя подключили к этому расследованию.
– Довольно-довольно, снимаю все возражения! – воскликнул Гуров, шутливо поднимая вверх руки. – Действительно, что стоит знаменитому Гурову раскрыть какое-то ограбление? Да в два счета! Сейчас же позвоню генералу, обрадую старика…
– Вот и звони, – непреклонно сказала Мария. – Иди и звони. И вы, Николай Евгеньевич, тоже пойдите куда-нибудь – мне наконец надо хоть немного сосредоточиться…
– Удаляюсь, немедленно удаляюсь, божественная Мария Ивановна! – прокряхтел Вагряжский, выбираясь из кресла, как краб из панциря. – Пойду сейчас прямо в буфет. Ты уж не обижайся, но на твою божественную игру сегодня смотреть не хочу – катарсиса опасаюсь. А у меня настроение сегодня иное… лучезарное! Пойдемте, господин полковник, пропустим по маленькой, я угощаю!
– Польщен, – ответил Гуров. – Но вынужден отказаться. У меня тоже, понимаете ли, настроение, но, к сожалению, далеко не лучезарное.
– Понимаю, – смиренно произнес Вагряжский и тихо вышел.
Гуров подошел к жене и, опасаясь испортить грим, осторожно поцеловал ее в висок.
– Я все сделаю, – сказал он негромко. – Можешь не сомневаться. Не думай больше об этом. Я найду этих мерзавцев.
Мария, ничего не ответив, грустно покачала головой и провела ладонью по щеке мужа.
– Так скверно на душе! – призналась она. – Ты не представляешь. Мне казалось, что с Белинковым такого никогда не могло случиться. Его же все обожают!
– Джона Кеннеди тоже все обожали, – сказал Гуров, чтобы хоть что-то сказать. – Потом оказалось, что не все… Так я пойду. Удачи тебе!
Когда он вернулся в фойе, уже прозвучал долгожданный звонок. Истомившаяся публика с нетерпением потянулась в зал. Гуров в стороне от всех с задумчивым видом наблюдал за празднично разодетыми людьми, на самом деле думая о своем. Лишь когда опустело фойе и затих многоголосый шум толпы, он окинул взглядом портреты знаменитых актеров на стенах и подытожил размышления своим любимым афоризмом:
– Ну вот, значит, и попали – на ровном месте, да мордой об асфальт! – и, махнув рукой, направился к выходу.
