— Ну, разве что в праздники, да и то революционные… А прыгать будешь?
— Раз приехал в воздушно-десантный корпус, значит и прыгать буду, — ответил я.
— Это уже лучше, — выдохнув струю дыма, сказал генерал.
— Теперь слушай, что надо знать десантнику, чтобы освоить прыжок с парашютом. Во-первых, научиться укладывать его. Хорошо уложишь — на 50 процентов жив! Во-вторых, правильно отделиться от самолета. Рот раскроешь — весь завтрак через задницу вылетит. Если отделишься коровой, обязательно что-нибудь да запутается, а если все сделаешь правильно, на 50 процентов жив будешь. И еще, в-третьих, надо научиться правильно приземляться — тогда без костылей ходить будешь!
Комкор ходил по кабинету и, рубя рукой воздух, продолжал:
— Я вот по честному тебе, академик, скажу. Сам по два раза обе ноги ломал. Но, вот теперь освоил и ничего… хожу.
«Хохмит генерал», — подумал я. И, будто угадав мою мысль, Маргелов продолжил:
— Григорий Павлович! Скажи, разве не так?
Паньков молча улыбался, слушая этот генеральский инструктаж.
— Ну, теперь тебе все ясно? — улыбаясь спросил комкор.
— Так точно, товарищ генерал! Закажу брезентовые штаны пошире, чтобы из них все выдуло ветром, если, не дай Бог, при прыжке рот раскрою! — неуклюже сострил я.
— Ну, мудачек, хорошо что понял кое-что, — улыбнувшись, принял мою нелепую шутку комкор, и уже серьезно заметил:
— Там у вас в отделе хорошие офицеры, присматривайся к ним, перенимай все лучшее и полезное.
Я сказал, что с офицерами уже познакомился и мне понравился коллектив.
— Ну, хорошо, давай приступай!
Когда я рассказывал офицерам отдела, какой «прием» устроил мне комкор Маргелов, те едва не лопнули от хохота. смеялся и я; при этом странным было то, что у меня не было обиды за ругательства, которые комкор, вроде бы мимоходом, посылал в мой адрес.
Уже позже Григорий Павлович Паньков, вспоминая этот эпизод, рассказал, что когда я вышел из кабинета, Маргелов сказал, что из этого академика получится неплохой десантник.
Так с благословения Василия Филипповича в тот памятный вечер началась моя десантная служба продолжительностью в тридцать четыре года.
37-й гв. вдк был особым корпусом в Воздушно-десантных войсках. Кроме трех воздушно-десантных дивизий (13, 98 и 99 вдд) в него входила 1-я военно-транспортная авиационная дивизия трех полкового состава с комплектов планеров Як—14, с большим количеством летного состава и пилотов-планеристов. Всю эту армаду частей, семей офицеров, боевой техники, парашютно-десантного имущества надо было разместить, укрыть, обогреть.
Корпус обустраивался на новом месте очень трудно, по существу он был посажен на пустое место.
Зимой и летом 1952 года только в Куйбышевском гарнизоне строилось более двух десятков казарм, столовых и жилых домов. Такое же положение было в городах Свободном и Шимановске, там обустраивалась 99 гв. вдд.
Большинство строек выполнялось силами частей корпуса в условиях жутких амурских морозов при постоянной нехватке строительных материалов. Вместе с тем в течение двух лет обустройство частей корпуса в основном было завершено. Это явилось заслугой не только самоотверженной работы офицеров и личного состава частей, но и командования корпуса, в первую очередь, комкора Маргелова В.Ф. Его энергия, напористость, исключительная тактичность при общении с местными властями и, наконец, личное обаяние были решающими в ряде сложных ситуаций. Во имя дела он не щадил ни себя, ни подчиненных.
Зимой 1952 года корпус навестил Главком войск Дальнего Востока Маршал Советского союза Р.Я. Малиновский. Родион Яковлевич внимательно осмотрел все стройки и в целом остался доволен ходом обустройства и деятельностью комкора Маргелова.
Корпус не только строил, но и усиленно занимался боевой подготовкой: стрелял, прыгал с парашютом, проводил тактические учения, осваивал десантную технику. Десантной выучке уделялось особое место, т. к. в те времена только она отличала нас от обыкновенной пехоты.
Погода зимой в Амурской области необычайная. Жестокие морозы, доходящие нередко до минус 50 градусов, студеная тишина, по-летнему яркое солнце и полное безветрие.
Десантники успешно пользовались таким погодным феноменом и большую часть прыжков и учений с десантированием проводили зимой. Прыгать запрещалось лишь тогда, когда температура воздуха была ниже 30 градусов мороза.
Вместе с войсками учился и штаб корпуса — к десантной подготовке подключили и нас, новичков. Формальная медкомиссия в медсанбате, две тренировочные укладки парашюта ПД-47, и вот мы уже на предпрыжковой подготовке, точнее, на только что построенном тренажере — «костоломе Проничева». Опытные десантники наотрез отказались прыгать с него и со смехом предложили опробовать тренажер на новичках.
Первым поднимаюсь на скрипучее, на высоченных столбах нелепое сооружение. На самой верхотуре напяливаю на себя подвесную систему, соединенную через свободные концы с двумя тросами. Складываю руки на запасном парашюте и по команде инструктора Ильина С.П. прыгаю вниз. Метра через 3–3,5 свободного падения меня тряхнуло так, что слетела шапка и валенки. Я как дурак, босой и гологоловый, болтался на тросах в метрах 3-х — 4-х над землей. Внизу, забыв о морозе, хохотали офицеры. Напялив кое- как брошенные мне валенки, старательно выполнил команды Ильина «Развороты по ветру», а затем по команде «Земля!» снова кирпичом полетел вниз и шлепнулся на кучу насыпанных опилок.
Товарищи со смехом и шутками поздравили меня с «первым» прыжком, но мне тогда было не до шуток.
Вторым прыгал другой новичок. Его эксперимент был более печален. Разбитый нос и ушибленное колено вынудили прекратить «тренажерный» эксперимент в нашей предпрыжковой тренировке.
Наверное, каждый десантник помнит день своего первого прыжка. Помню и я — 2 марта 1952 года.
Где-то часов в десять мы, офицеры корпуса, прибыли на площадку приземления Украинка. Прыжки шли уже во всю. Работали два аэростата, третий — запасной, огромным перезрелым огурцом стоял в загородке высоченного забора. Комкор Маргелов был уже на площадке и распекал командира корпусного батальона связи. Этот «отец» солдат половину батальона вывел на прыжки в сапогах. Досталось от комкора и кое-кому из корпусных начальников за бесконтрольность и наплевательское отношение к здоровью и заботе о солдатах.
Разобравшись с начальниками, Василий Филиппович подошел к связистам, весело поздоровался с ними и шутливо спросил:
— Чего это, товарищи десантники, скрючились как стариковский хрен? Радуйтесь — на прыжки пришли. А что в сапогах, то домой бежать будет легче! Вы же сибиряки и знаете, у нас десять месяцев зима, остальное — лето! Так — что вам к холодам не привыкать. Для настоящего десантника никакой мороз нипочем, даже когда он писает — снег в радиусе метра тает.
Потом добавил какую-то еще байку о десантниках и, рассмешив солдат, пожелал им мягкого приземления. А командиру батальона громко приказал:
— Всех в сапогах пропустить на прыжок вне очереди, — чем еще больше подбодрил замерзающих связистов.
Обычная предстартовая суета с парашютами, проверка готовности и мы уже на старте.
Первым на прыжок пошел комкор. В гондолу с ним сел начальник ПДС подполковник Паньков Г.П. — он всегда лично выпускал командира корпуса.
Впервые я видел, как поднимается аэростат и с замирающим сердцем ждал, когда генерал отделится от гондолы. Наверное, за прыжком комкора следили сотни глаз. Наконец-то аэростат остановился,
