и удовлетворение, и настороженность одновременно. Он не мог понять, что это – полное пренебрежение мерами безопасности или какая-то роковая для Широкого ошибка? Имелся и еще один вариант – они с Крячко попали в ловушку. Но этот вариант был чисто умозрительным и, по мнению Гурова, не выдерживал критики.
Молодой человек поднялся на крыльцо и распахнул дверь. Навстречу ему выдвинулся еще один обитатель дома – это был тощий парень с острыми скулами и странно сплюснутой головой. Коротко стриженные виски его были покрыты ранней сединой.
«Кто же тебя так напугал, парень? – очень хотелось спросить Гурову. – Надеюсь, не милиция, а то пуганая ворона, как говорится, куста боится…»
Седой зыркнул по лицам гостей подозрительными глазами и, похоже, остался очень недоволен их видом. Но печальный провожатый сказал ему:
– Это те самые. Они сейчас с шефом разговаривать будут. Давай, Ахмад, погуляй у дома, чтобы никаких неожиданностей не было, понял?
– Ежу понятно! – буркнул седой Ахмад и вразвалочку зашагал к воротам, поплевывая себе под ноги.
– Прошу за мной! – позвал Гурова «священник». – Пал Андреич вас внизу ждет. Он по привычке на кухне любит сидеть. Говорит, что его переделывать поздно, – молодой человек улыбнулся. Улыбка у него тоже была грустная.
– Кухня – дело святое, – сказал Крячко.
Однако кухня у Пал Андреича несколько отличалась от тех закопченных клетушек, что сделались с некоторых пор любимым местом советских людей. Это было просторное светлое помещение с высокими потолками, оборудованное весьма современной кухонной техникой и мебелью. За большим дубовым столом без скатерти сидел сам хозяин, в мешковатом спортивном костюме и шлепанцах. Едва взглянув на него, Гуров понял, что кличку свою этот человек получил не зря. По всем параметрам он безусловно был именно широкий, будто рос он не как все люди к небу, а раздаваясь в разные стороны. Сейчас его фигура безо всякого преувеличения напоминала собой крепко сколоченный шкаф. При этом его нельзя было назвать толстым, жиром он не оброс.
Гуров и Крячко поздоровались. Широкий не ответил им. Он медленно осмотрел их с головы до ног своими бесцветными злыми глазами, а потом так же медленно перевел взгляд на печального их спутника.
– Ты кого ко мне привел, хрен моржовый? – спросил он низким рокочущим голосом. – Может, у нас сегодня день приемов? Может, шампанское откроем по такому случаю?
– Так это… – молодой человек озабоченно нахмурил лоб, быстро еще раз всмотрелся и в Крячко, и в Гурова, и на лице его промелькнуло выражение ужаса. Правда, он быстро овладел собой и вежливо обратился к гостям. – Я извиняюсь, по-моему, ошибочка вышла. Позвольте, я вас провожу…
Он довольно настойчиво прихватил Гурова за рукав и потянул его к двери. Широкий в этот момент смотрел только на него – с досадой и негодованием.
– Минутку, – сказал Гуров. – Может, кто-то тут и ошибся, но, по-моему, не мы. Мы, по-моему, попали куда нужно. И раз уж мы здесь, то хотелось бы заодно переговорить, господин Широкий. На шампанское мы не претендуем. Даже без кофе обойдемся…
Гуров успел заметить, как Широкий мигнул своему подручному, и автомат внутри его точно просчитал, что может означать такое подмигивание. Не поворачиваясь, Гуров резко отвел назад локоть, поймав на противоходе «священника», который, как преданный пес по команде хозяина, бросился на него в этот момент. Тот охнул и, схватившись за живот, согнулся пополам. Не желая новых сюрпризов, Гуров ударил его ногой в колено, и «священник» повалился на пол.
Широкий молча и страшно вытаращил глаза и, вскочив с места, опрокинул на Крячко тяжеленный дубовый стол. Стас едва успел отскочить назад, но налетел на стул, споткнулся и тоже полетел на пол. А сам Широкий точно разрушительный ураган навалился на Гурова и без труда подмял его под себя. Силищи он был необыкновенной.
Падая на пол, Гуров подумал о том, что на этот раз Славика с доской рядом нет и выручать его будет некому. Поэтому он старался изо всех сил.
Прогнувшись, он встал на мостик и сумел сбросить с себя неподъемную, но не слишком ловкую тушу. Выручка все-таки пришла – Крячко уже был на ногах и, размахивая стулом, из-за которого потерял равновесие, бросился сзади на Широкого.
Хозяин уже с рычанием поднимался на четвереньки, когда Крячко, по-молодецки размахнувшись, обрушил на голову Широкого тяжелый стул. Этот предмет мебели был сработан столярами на совесть и, по их расчетам, должен был служить, видимо, многим поколениям. Но они не предвидели, что однажды он попадет в руки полковника Крячко. После удара стул попросту исчез, и от него осталась лишь куча деревяшек для растопки. Широкий вторично рухнул лицом в пол и на секунду затих.
Но на шум откуда-то примчался еще один человек – Гуров даже не успел как следует разглядеть его внешность – в дверях только мелькнул его бледный нос и тускло блеснул вороненый ствол ружья.
– Ложись, гады!! – нечеловеческим голосом завопил этот тип. – Завалю!
Гуров всегда прислушивался к добрым советам. Поэтому он тоже крикнул «Ложись!» и отпрыгнул в сторону. Рядом послышался грохот – это залег Крячко. Ружье выпалило. Заряд попал в окно и выбил напрочь все стекла.
«Попали! – подумал Гуров. – На ровном месте, да мордой об асфальт! Вот это и называется посмотреть на месте. Применять силу – не применять силу. Пускай меня Петр простит, но, по крайней мере, не посмертно…»
Он откатился вплотную к стене и выхватил пистолет. Увидев в его руках оружие, хозяин, уже пришедший в себя, выскользнул в какую-то неприметную боковую дверь. Тип с ружьем тоже исчез. Крячко подал Гурову руку и помог подняться.
– Шевелиться надо, – подмигивая, сказал он. – Пока хозяева милицию не вызвали.
– Шуточки твои… – огрызнулся Гуров. – Где все?
