телевизионщиков, репортерами и ротозеями, заполнившими узенькую улочку перед особняком сенатора, построенным в стиле эпохи Тюдоров и защищенным от праздного любопытства высокой живой изгородью.
Маккарти показал свое удостоверение полицейскому, из последних сил сдерживавшему напор разношерстной толпы в конце подъездной аллеи. Коп поднял шлагбаум и пропустил Маккарти с Тимом Керриганом. На их звонок ответила горничная, впустившая помощника прокурора и детектива в обитую деревянными панелями переднюю, где над полом из полированного дуба, почти полностью покрытым широким персидским ковром, висела громадная хрустальная люстра.
Не успел Керриган переступить порог дома, как к нему бросился Карл Риттенхаус и схватил его за руку. Риттенхаус был человеком рыхлого сложения, с редеющими седыми волосами, которые в ту минуту казались как-то нарочито взлохмаченными. На Тима из-под очков в черепаховой оправе взирали болезненно расширившиеся зрачки Карла.
– Это кошмар, Тим. Кошмар!
– Как Дебора?
– Держится в тысячу раз лучше, чем я. Она там. – Риттенхаус жестом указал в сторону гостиной. – Очень сильная женщина, умеет сохранять лицо. Только, боюсь, когда все уйдут и ей больше не нужно будет демонстрировать мужество на публике, она может сломаться.
Керриган представил Маккарти растерянному и подавленному помощнику Тревиса.
– Послушай, Карл, перед тем как беседовать с Деборой, мы бы хотели кое-что выяснить у тебя. Нечто такое, что нам не хотелось бы обсуждать в ее присутствии. Есть здесь какое-нибудь место, где мы могли бы поговорить наедине?
Риттенхаус провел их в небольшую комнатку по узкому коридору, стены которого были увешаны изображениями парижских бульваров, сделанными пером на бумаге. Вдоль двух стен стояли высокие стеллажи с книгами. Напротив двери находилось огромное окно. Серое небо за ним казалось мрачным и угрожающим.
– У тебя есть какие-нибудь подозрения относительно того, кто мог убить Тревиса? – спросил Тим.
– Никаких!
– Он ведь собирался выставлять свою кандидатуру на пост президента. Нельзя забраться так высоко, не нажив себе врагов.
– Конечно, ты прав. И все же я не знаю никого, кто ненавидел бы его до такой степени, чтобы забить насмерть.
– А дом, в котором был убит Гарольд? – спросил Маккарти. – Кому он принадлежит?
Риттенхаус покраснел.
– Если вы что-то знаете, вам в любом случае придется это рассказать.
– Дом принадлежал сенатору. Правда, я не уверен, что о нем известно Деборе...
– Почему? – спросил Тим.
У Риттенхауса на лице появилась странная гримаса, будто он внезапно почувствовал резкую боль.
– Ну, Тим, неужели мне надо объяснять тебе такие вещи? Гарольд немного погуливал на стороне.
– Вам известно, почему он оказался в том доме прошлой ночью? – спросил Маккарти.
– У меня есть только предположение. После игры в гольф на стоянке в 'Уэстмонте' у него возник спор с каким-то человеком.
Риттенхаус во всех подробностях воспроизвел инцидент на стоянке, свидетелем которого он стал.
– Вы знаете человека, спорившего с Гарольдом? – спросил Маккарти, когда Риттенхаус закончил свой рассказ.
– Нет, но я прекрасно его разглядел и без труда узнаю, если увижу снова.
– Превосходно! – воскликнул Тим.
– Я записал и номер машины.
Риттенхаус достал бумажник и показал то, что записал на обороте одной из своих визитных карточек.
– А какое отношение спор в 'Уэстмонте' может иметь к пребыванию Гарольда в той хижине? – спросил Керриган, пока Маккарти звонил по телефону, стоявшему на столе у Тревиса.
– Несколько человек из окружения Гарольда встречались с ним здесь для планирования стратегии предвыборной кампании. Мы часто собирались для этого с тех пор, как Уиппл вышел из игры. Мы все были очень взволнованы, так как сенатор упирал на... – Риттенхаус осекся. – Черт! – Он прикусил губу, стараясь сдержать слезы.
– Может быть, воды?
Карл покачал головой:
– Со мной все в порядке.
Риттенхаус помолчал, пока не сумел полностью справиться с овладевшими им эмоциями.
– Встреча закончилась около восьми тридцати, так как Гарольд сказал, что у него страшно разболелась голова. Он попросил меня отменить все мероприятия, назначенные на утро. Сказал, что чувствует себя вымотавшимся до предела и ему необходимо хоть немного побыть одному. После того как сенатор всех выпроводил, я снова задал ему вопрос о парне из клуба, так как этот случай продолжал меня беспокоить. Гарольд как-то странно отреагировал на мой вопрос. Он постарался продемонстрировать, что этот инцидент не имеет никакого значения и что беспокоиться не о чем. Но было в его словах и поведении что-то явно
