Я прошу суд Военного трибунала принять к сведению мое обвинение к этому проклятому извергу, который, будучи комендантом Курска, замучил моего любимого дядю Абраменко Алексея Андреевича — коммуниста, оставшегося по заданию партии вести партизанскую борьбу в тылу врага. Этот проклятый Дитфурт убил дядю за то, что я балтиец — его племянник, за то, что он не хотел служить немецким кровопийцам, за то, что он русский. Я прошу прочесть мое письмо-просьбу суду, пусть негодяй Дитфурт удивится, что русские все помнят, пусть вспомнит изверг, как его просили жена и сестра дяди, чтобы не убивали. Жена моего дяди сейчас проживает в селе Ивня Курской области, Варвара Абраменко.
Моя благородная просьба балтийца — уничтожить этого пса — Дитфурта и ему подобных, повесить его так, как он вешал русских людей. Мой адрес — п/п 81232, Абраменко Павел Николаевич.
Прошу Суд опубликовать мое письмо в центральной газете, чтобы прочли мои земляки-куряне».
Двумя годами позже вышеописанного рижского суда в немецком Нюрнберге происходил процесс над двадцатью тремя высшими офицерами СС, которые или командовали эйнзатцгруппами на Востоке, или являлись в них старшими офицерами. Суд шел по правилам состязательной американской юстиции, и руководил процессом судья Майкл Масманно. Из 23 обвиняемых двое — Отто Олендорф и Гейнц Йост — командовали эйнзатцгруппами Д и А (Йост стал шефом эйнзатцгруппы А после смерти одного из героев этой книги — Вальтера Шталеккера — от партизанской пули). Среди прочих на скамье подсудимых был и штандартенфюрер СС Пауль Блобель, страшный шеф команды бреннеров, в чью задачу входило выкапывать и сжигать трупы убитых во время массовых казней евреев для сокрытия следов массовых казней. Все эсэсовцы были людьми с высшим образованием, среди них были бывший оперный певец, бывший священник, дантист, юристы, экономисты, доктора наук, адвокаты. Блобель, скажем, в своей первой жизни был архитектором. Руководимые ими подразделения истребили на нашей земле около миллиона человек — в основном женщин, детей и стариков.
Суд проходил по всем американским правилам, подсудимым было предоставлено право защиты, они многословно объясняли судье Масманно, что старались производить казни милосердно, по специальной технологии, с одного выстрела в затылок или основание шеи, что они сами страдали, выполняя такую «адскую работу», что они просто действовали по приказу, что к евреям не питают и не питали никакой ненависти. «Звездой» процесса был сорокалетний группенфюрер СС, внешне очень симпатичный интеллектуал Отто Олендорф. Его эйнзатцгруппа Д в Крыму и на юге России безжалостно истребила более 90 000 евреев. Показания Олендорфа фигурировали на Нюрнбергском процессе против главных гитлеровских преступников. Олендорф, как и остальные высокопоставленные эсэсовцы, отчаянно боролся за свою жизнь. Но ему, как и тринадцати его товарищам, была присуждена смертная казнь через повешение, а остальным — длительные сроки тюрьмы.
Однако спустя почти три года приговор пересмотрели и повешены были только четверо, а, например, командир эйнзатцгруппы А Йост вместо пожизненного заключения получил всего десять лет тюрьмы. Смягчены сроки и остальным. Вот такое интересное и избирательное американское правосудие. Расстрел небольшого числа американских пленных или диверсионная деятельность в тылу их войск влечет за собой безусловную казнь, а платой за убийство сотен тысяч мирных людей… Возможны варианты…
Безусловно, самым громким и запоминающимся после Нюрнберга был процесс над Адольфом Эйхманом в Иерусалиме, начавшийся 11 апреля 1961 года, спустя почти год с момента драматического похищения бывшего начальника отдела 4Б4 6 Управления Рейхсканцелярии, занимавшегося в рейхе учетом всех евреев и «направлением их на восток для окончательного решения», из далекого Буэнос-Айреса. Горы литературы посвящены как спецоперации израильской разведки, так и судебному процессу в непризнанной столице молодого еврейского государства. Я не буду здесь повторяться и отправлю желающих к блистательной книги Ханны Арендт «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме», в которой дан анализ и самого процесса, и многих событий, предшествовавших ему.
Тогдашнему президенту Израиля Бен-Гуриону суд над Эйхманом в Израиле был дьявольски необходим, и вовсе не только для осуществления справедливости. До сих пор не стихают споры: кем же был Адольф Эйхман — невзрачным клерком, поставленным считать несчастные еврейские души, или дьяволом, раскинувшим свои сети над всей оккупированной нацистами Европой в поисках своих жертв, винтиком в машине холокоста или одним из ее главных приводных ремней?
Когда в нарушение всех писаных законов Эйхман был захвачен и выкраден с территории государства, с которым Израиль поддерживал дипломатические отношения, и о поимке Эйхмана официально сообщил президент Бен-Гурион, вспыхнул скандал. В конце концов израильтяне принесли извинения аргентинцам и дело замяли. Было объявлено о том, что состоится гласный суд. Тогда главы многих стран обратились к руководству Израиля с предложением провести над Эйхманом суд международный, по образцу Нюрнбергского трибунала, полагая, что это придаст делу гораздо больший резонанс. Эти предложения были безоговорочно отвергнуты. Суд был нужен Израилю и его руководству.
И ничего, что Эйхмана собирались судить в стране, которой на момент совершения им преступлений не существовало на политической карте мира, и по закону, специально несколькими месяцами ранее принятому под его фигуру, эти нюансы Бен-Гуриона не заботили. Суд был нужен для упрочения положения Израиля, для роста его международного авторитета, для дополнительного утверждения страны в роли главного и официального наследника холокоста.
Заметьте, читатель, я ни в коей мере, ни на микрон не собираюсь оправдывать Эйхмана, я здесь говорю о другом, о мотивах, мотивах (!) обвиняющей стороны. О некоторых технических деталях процесса, которые парадоксальным образом роднят жаркий весенний Иерусалим и стылую зимнюю Ригу. Еккельна обвиняли в кастрации бауских евреев, которой посвящена целая глава этой книги. Его обвиняли в летних погромах 1941 года, а он просто физически в это время был на Украине.
Свидетели в Иерусалиме, задыхаясь и плача, рассказывали, как их и их родных убивали — пулями, вилами, забивали до смерти, морили голодом, как шли на смерть восставшие евреи в Варшавском гетто.
(Кстати, не могу здесь не заметить, что внешнюю охрану гетто в том числе несли латышские полицейские батальоны № 22 и 272, личный состав которых с охоткой занимался как мародерством, так и спекуляциями с охраняемыми евреями. Четверых борцов за Латвию немцы даже расстреляли за безудержные грабежи. Кстати, первыми на территорию восставшего гетто вошли вместе с эсэсовцами и латышские каратели. Легкой прогулки не получилось. Евреи вопреки ожиданиям не пошли покорно на убой, а врезали из наворованного и выменянного огнестрельного оружия так, что теряя убитых и бросая раненых, бравым латышским полицаям пришлось срочно выметаться за стену гетто.)
Но во всем этом не было прямой вины Эйхмана. Он тщетно говорил со своей скамьи подсудимых, что он лично не убил ни одного человека и, даже однажды оказавшись по воле случая «на акции», смог пробыть там всего несколько минут, пока его не вывернуло в кустах наизнанку.
Я еще раз хочу подчеркнуть здесь, чтобы у читателя не сложилось совершенно ошибочного впечатления, что я хоть на гран пытаюсь оправдать Эйхмана или Еккельна.
Вовсе нет! Я только хочу показать некие общие черты процессов против гитлеровских преступников, свидетельствующие о том, что эти суды использовались в том числе и в целях, далеких от правосудия. Я полагаю, что ни одно из государств-участников антигитлеровской коалиции не пыталось тщательно и неотвратимо разыскивать и карать нацистских преступников. Это происходило по разным причинам. Целенаправленный и беспощадный поиск карателей — пособников гитлеровцев в СССР (из-за их громадного числа — латышские, литовские, эстонские, украинские, белорусские полицейские батальоны, всевозможные легионы СС, шуцманы, кавказцы, казаки и так далее, и тому подобное) мог бы привести к вопросу; а чего это вдруг сопротивление советской власти приняло, да, такие невероятно чудовищные, зверские и массовые формы? Потому и не было, как я полагаю, жесткой политической установки на безусловный отлов всех палачей. Кто-то, конечно, попадался, так, по случаю, узнанный чудом выжившей жертвой через десятки лет или по всплывшим материалам из пожелтевшего послевоенного розыскного дела.
Аденауэровской Германии это и вовсе было ни к чему. Каждый десятый немец был членом НСДАП. Весь административный аппарат Германии был национал-социалистическим. Так с кем же престарелому канцлеру предстояло совершить экономическое чудо? Прошла под контролем американцев формальная процедура денацификации, ну и хорошо! Стоит забыть о прошлом и сосредоточиться на будущем — у страны столько задач и проблем. Немцы хотят хорошо жить, и задача правительства — обеспечить бундесбюргерам
