Встреча нравилась Лоренце все меньше. Она решила не спорить, мужчина явно сильнее. Улыбнувшись, она кивнула и потянула из кармана телефон.
— Не надо заезжать. Я позвоню и предупрежу.
— Ладно, — махнул мужчина рукой, — потом зайдешь. Но лучше б сейчас — она не всех приглашает.
Он закрыл окошко, потом, словно вспомнил что-то важное, открыл его снова и усмехнулся:
— Спасибо за серебро!
Машина рванула с места, Лоренца зажмурилась, чтоб поберечь глаза от пыли. Когда серые клубы рассеялись, мир снова опустел.
И даже шума мотора не было слышно. Словно бы грузовик просто растворился. Только кривенькая осинка на обочине жалобно трепетала. Ветра, к слову, не было.
Она справилась с порывом бежать без оглядки домой и упрямо зашагала к елке. В кармане покоились новые привезенные отчимом мелки. Великая картина ждала воплощения.
И понемногу тишина рассеялась. Сначала Лоренца услышала птиц. Потом мимо пронесся скутер. Проехала полная женщина на велосипеде. Дорога ожила.
Лоренца все же добралась до елки и просидела возле нее почти до вечера. Рисовалось сегодня хорошо, несмотря на все переживания, а может и благодаря им. Елка вышла как живая — и это не оговорка. Она походила на женщину, стоявшую на склоне и смотрящую вдаль. Спина согнута, руки-ветки протянуты вперед. Казалось, вот-вот она ухватится ими за голову-вершину и заголосит, заплачет от невыносимого горя.
Лоренца бережно спрятала рисунок, подумав, что ей будет чем похвастаться перед тем преподавателем, о котором говорил отчим. Впервые за эти дни она стала думать о будущем. О школе, в которую придется ходить — вроде бы, школа хорошая, там даже театр есть. О маленьком, который родится зимой. О том, что неплохо бы достать спицы, да связать малышу пинетки — рукодельничать она любила. Эти раздумья были так уютны и умиротворяющи, что она думать забыла о странных снах и людях.
Наваждение настигло ее уже возле дома, когда трава зашевелилась и вдоль дороги поползли змеи. Одна, другая, третья. Они выползали из травы на дорогу, вскоре Лоренца оказалась среди змей. Она боялась шевельнуться от ужаса и брезгливости, но змеи ее не тронули. Они стремились куда-то вперед.
Куда именно, она увидела, когда оцепенение прошло и появились силы дойти до калитки. Змеи расположились кругом в саду, почти у самого крыльца. Над ними стоял отчим с пакетом молока в одной руке и глиняной миской в другой.
— Не бойся, — кивнул он Лоренце, — это ужи.
6
Они сидели на ступеньках и смотрели, как ужи поглощают молоко.
— В наших сказках, — говорил отчим, — уж добрый. В переводе «Песни о Соколе», говорят, ужа гадюкой заменяли. Я, правда, только на русском читал, и то в школе. Вы Горького проходили?
— Нет, — покачала головой Лоренца, — кажется, он по программе позже.
— Ажуолас совсем не знает. У них программы другие.
Лоренца подумала, что отчиму можно доверять. Если взрослый человек, успешный бизнесмен, развлекается тем, что кормит ужей возле своего загородного дома, он во многое поверит.
— Кстати, об Ажуоласе, — спросил отчим, — он не говорил, когда вернется?
— Его нет еще? — удивилась Лоренца, — нет, не говорил.
На лбу отчима залегла складка.
— И телефон не взял… Ты номер Аустеи не знаешь?
— Можно в его телефоне посмотреть?
— Можно, — вздохнул отчим, — только он разрядился, а карточку с пин-кодом еще искать надо. Если она здесь, а не в городе.
Через полчаса удалось отыскать карту и найти номер. Поговорив с Аустеей, отчим помрачнел еще больше.
— Он приезжал утром. Распрощались они, еще двенадцати не было. Сказал, что едет домой.
Мама тихо ахнула и села.
Поднялась суматоха. Звонили в полицию. Отчим пошел заводить машину — ехать заявление писать. Лоренца осталась внизу одна — до нее никому не было дела.
Она вышла в сад. Ужи расползлись, только миска темнела в траве.
Лоренцу не оставляла мысль, что брат исчез не просто так. Как-то оно было связано с ее вчерашними откровениями. Ну хоть бы отцу сказал!
А может, и хотел сказать. Просто не успел.
Когда мобильник в ее кармане заиграл бешеную мелодию, она едва нажав на кнопку завопила:
— Ажуолас, ты?
— У тебя уже появился мальчик? — спросила бабушка, — вижу, вы там времени не теряете.
— Привет, — отозвалась Лоренца, — как у тебя дела?
— Неплохо. Настолько, насколько могут быть неплохи дела у всеми оставленной старой женщины. А как живете вы?
— Мы — прекрасно! — бодро отрапортовала Лоренца. Бабушка рассмеялась.
— Лерик, не ври! Ты сейчас перепугана и волнуешься. Хватит. Давайте, возвращайтесь.
— Ты это о чем? — спросила Лоренца, — Никуда мы не собираемся. Бабушка, ты не поняла, мы живем пре-крас-но! Отдыхаем у моря. У меня брат. А мама…
Она осеклась. Уж про беременность бабушке знать было незачем.
— А мама язык учит, — неловко закончила внучка.
— Ей бы того и хотелось, — говорила бабушка, — да и тебя потащила. Замуж за богатого выйти решила, да только против судьбы не пойдешь. Разве что уехать из тех проклятых мест. Отец так и сделал. А Елка, видишь ли, королевой стать захотела. Не будет ей ничего. Я серебра не пожалела — выкуп внесен. Возвращайтесь, пока не поздно…
Лоренца зажмурилась и нажала кнопку отбоя.
В саду пахло сырой травой и душистым табаком, но Лоренце чудился запах «Красной Москвы». Она посмотрела список звонков. Номер был бабушкин, питерский. Хоть не Жиежула звонила.
Серебра не пожалела…
На вокзале бабушка обняла ее на прощание и в совершенно пустом кармане джинсов, откуда она выгребла все рубли, оказалась монета. «Спасибо за серебро!», — сказал сын Жиежулы. Выходит, она поступила по бабушкиному. Выкуп заплачен.
А вот и нет. Швырнув морю монету, она внесла лишь часть выкупа. Старуха бормотала еще что-то про выкуп кровью. Морская пена была буро-красной.
Лоренца заметалась по саду, словно по клетке. Отчим уехал. Мама наверху, сидит с телефоном в обнимку, но с ней и говорить-то нельзя. Нельзя ее сейчас волновать, черт побери.
Она набрала телефон отчима. Ответа не было. То ли в полиции телефон заставляют отключать, то ли тоже батарейка села. О худшем думать не хотелось.
Лоренца с тоской посмотрела на светлое окно второго этажа и подумала, что выбора у нее нет.
— Только не называй ее Региной, мама, если девочка будет, — сказала она одними губами, — и не возвращайся туда. Пожалуйста.
Засунув руки в карманы куртки, она зашагала по лесной тропинке к морю — туда, где вчера исчезла в волнах серебряная монета неизвестного королевства.
