- Откуда пришла... На фабрику назад, куда ж еще, не знаю... А я сел на велосипед и попер в казармы, обозлился очень, что у нас с ней так получилось. Ехал я быстро, гнал вовсю, но все равно вымок. И меня тут же застукали. Другой раз и на два часа смывался - сходило с рук, а тут и полчасика не прошло, как я уехал, и такая вот каша заварилась!
Юный криминалист помолчал. Наконец тихо спросил:
- Для чего вы ей писали, чтоб она пришла в рабочее время, чего ради сами рисковали? Нельзя было встретиться позже, после работы?
Солдат горько ухмыльнулся.
- То-то и оно, что не мог. Мне десять суток закатали, попробуй выдержать столько в неизвестности! По-другому не получалось... Выходит, она на меня наклепала из-за того слова, что я ей сказал в сердцах?
- Да вроде того... И еще вопрос. Вы не ударили девушку? Она не падала на землю?
Солдат вскочил:
- Чтоб я да ударил?! Если она вам такое сказала, она просто наврала! С какой стати я стал бы ее бить?
- Причина у вас была. Она вас бросила...
- Не стану же я бить женщину из-за такого... Толку-то? Скажите, пожалуйста, а почему вы меня допрашиваете?
- Да, объяснить было трудно. Соучек ушел от прямого ответа и сам в свою очередь спросил:
- Вы газеты читаете?
- Нет... А теперь, на губе, и подавно. А что... с Анежкой что-нибудь случилось?
- Да. Она исчезла.
Солдат сделал круглые глаза:
- Господи боже... Но я правда ничего о ней не знаю. Солдатик или в самом деле ничего не знал и не виноват, или врет очень натурально, устало подумал Соучек и закончил дознание.
- Мы еще увидимся. Вы теперь все равно некоторое время посидите, так что не сердитесь - я, быть может, вас еще навещу.
- Если захватите сигаретку! И главное, чтоб девчонка нашлась! Думаю, она найдется... Кроме меня и того ефрейтора у нее ведь и еще парни были! Меня это больше всего бесило. Стараешься, как лучше, а она... Но в остальном девка она ничего!
Соучек покивал, попрощался с Ваней и, выйдя во двор, сообщил, что Ваню можно увести. Солдаты, до умопомрачения бегавшие по плацу, с радостью перевели дух.
Поручик подошел к молодому сотруднику полиции с газетой в руке:
- Если я не ошибаюсь, вы расследуете серьезное дело! Тут вот пишут, что найден был труп девушки...
- Да, расследую. А ваш солдат был в тот день с велосипедом как раз в том месте. Хорошо бы он оставался под арестом и дальше и не общался с другими солдатами.
- Не беспокойтесь, я все обеспечу! Я наведу порядок!
Что же касается ефрейтора, причастного к знакомству Анежки Тихой и рядового Карела Вани, то детектива ждал сюрприз - ефрейтора в казарме не оказалось. Как младший офицер, курсант, он освобождался от своих обязанностей на час раньше остальных. Соучек вздохнул с сожалением - сумей он допросить обоих влюбленных, начальство было бы довольно. А так похвалиться особенно нечем. И вообще складывается впечатление, будто Карел Ваня и не подозревает о трагедии. И, выходит, он непричастен к смерти девушки.
По дороге в полицейское управление Соучек размышлял - куда и почему исчез ефрейтор?
Ответ на это был ошеломительный - детектив-стажер на мгновенье даже потерял дар речи: ефрейтор Алоис Богачек оказался в руках пана Боуше. А оказался он в его руках потому, что сам добровольно явился в полицию. Нет, уму непостижимо, сплошное невезение, за что ни возьмусь - прокол. Видно, не судьба мне стать детективом. Я же первый узнал о нем... И это я должен был взять его в оборот. Спорю, что Боуше уличит его в преступлении, а я опять останусь с носом.
Вконец расстроенный, он решил сварить кофе.
Для пана Боуше появление ефрейтора было полной неожиданностью. За его долголетнюю практику подобное случалось впервые. Молодой человек, в данное время ефрейтор, из первого выпуска вечерней газеты узнает о найденном трупе Анежки Тихой и приходит в полицию с заявлением, что не имеет отношения к убийству. С одной стороны, это похвально, хотя и невероятно, а с другой стороны, это невероятно подозрительно. Чего он вдруг перепугался?
- Вы говорите, что однажды познакомились с упомянутой Анежкой Тихой по ее желанию. Как это понимать?
- Так, как я и говорю. С упомянутой имел свидание рядовой соседней роты, некий Карел Ваня.
Мы его знаем... Далее!
- Пожалуйста. У него было с ней свидание, потом она проводила его к воротам, потому что вышеупомянутый рядовой Ваня не имел увольнительной и в девять часов ему полагалось находиться в расположении части. Я же в это время возвращался в казармы.
- Вам тоже полагалось находиться там в девять?
- Не обязательно. Как курсант, я имел право отсутствовать до десяти. Но от нечего делать я вернулся раньше положенного и увидел, как рядовой Ваня прощается с девчонкой. Она пошла прочь и, проходя мимо меня, остановилась и выразительно улыбнулась мне. Ну, и я пошел ее провожать домой, чтоб она одна не скучала.
- Короче, отбили у него девчонку, - бодрым голосом заключил пан Боуше.
- Как вам сказать... И да, и нет. Какой-то там ефрейтор Богачек, конечно же, не отбил бы девчонку у Вани, а вот Роберт Борина - безусловно. Это уже совсем другое.
- А это еще кто такой? - профессиональным тоном проговорил пан Боуше.
- Я, с вашего позволения, - гордо ответил ефрейтор.
Пан Боуше пристально посмотрел на собеседника через свои очечки, и ему очень захотелось чихнуть. Свербенье в носу было признаком сильного нервного напряжения. По документам сидящий против него молодой человек был Богачек.
- Роберт Борина - мое поэтическое имя, - развеял его недоумения ефрейтор. - Согласитесь, разве может поэт носить прозаическое имя Алоис Богачек!
Ирасека[ 50 ], между прочим, звали Алоисом, - буркнул пан Боуше.
- Все равно Роберт лучше, - строптиво возразил поэт. - Я принес свои стихи. В них отражена моя жизнь гораздо ярче, чем можно изложить в простых словах. Я выражаюсь стихами. На военной службе стихи - единственная моя утеха, потому что армия подавляет дух... Вот стихи о том, как я познакомился с Анежкой.
Пан Боуше смотрел на листок со стихами несколько обалдело, но без особого интереса.
-Короче, вы состояли с убитой в близких отношениях! -рявкнул он.
- Да, безусловно, можно так выразиться, но близость была больше духовная. Вот, пожалуйста, несколько стихотворений, в которых я воспеваю ее. Например:
Ночную я красу пою и нежность чувствую твою. Обнять тебя почту за счастье да сжать тебя в своих объятьях!
Пан Боуше наконец громко чихнул:
- Надо же! И вы, что... все время и сочиняете?
- В свободное время. Я для того и принес стихи, чтоб вы поняли, как я ее любил, хотя она и изменила мне.
- С Ваней?
- Нет. Появился кто-то еще... Об этом у меня другой стих.
- Меня совсем не интересуют ваши стихи, меня интересует, что вы знаете о среде, когда оба они были в той проклятой роще. Вы их видели?
