далеко не самая удобная постель для европейца, а наволочки выглядели так, как будто по крайней мере месяц не были в прачечной. Главное, что над нами сжалился хозяин и одолжил шерстяные покрывала. Иначе холод вряд ли дал бы нам заснуть.
Наш хозяин разбудил нас задолго до рассвета. Он стоял со старым подносом в руках и говорил:
— Бед–ти хазир хей (Чай в постель готов).
Наверное, мы не очень ясно ему растолковали, что не собираемся придерживаться старых колониальных обычаев, вроде утреннего чая за два часа до завтрака, и вообще я не понимаю, почему англичане так любят «бед–ти».
Хозяин оставил нас в покое и дал поспать еще часа два. Затем он появился и сказал, что мы можем идти купаться. В ванной, в которой, конечно, никакой ванны не было и мы по–индийски экономно поливали друг друга водой из кувшина, вода была настолько ледяной, что у нас зуб на зуб не попадал. Когда мы уже почти вымылись, распахнулась дверь, ведущая во двор, — во всех индийских ванных комнатах, как мне кажется, по крайней мере три двери и все они не закрываются, — вошел слуга с двумя блестящими медными ведрами с горячей водой. Лучше поздно, чем никогда, — после ледяного душа горячая вода хоть немного разгонит кровь.
Осилив обильный английский завтрак и запив его большим количеством крепкого чая, мы отправились искать дорогу в Кхаджурахо. Она идет через Бунделькханд на Восток до Ревы, которая расположена на главной магистрали Нагпур — Илахабад. Однако указатели как будто в воду канули. Нам ничего не оставалось, как спросить дорогу к ближайшему городу, известному местным людям. Случайно этим городом оказался оставленный жителями город Орчха, куда мы, собственно, и хотели ехать для осмотра четвертого дворца. До него недалеко, всего около десяти километров. Через четверть часа мы будем уже там.
Орчха оставалась главной резиденцией бундельских раджпутов до тех пор, пока в XVIII столетии туда не пришли маратхи и не перенесли город со всеми его жителями в Джханси. Надо отметить, что правитель Орчхи раджа Бир Сингх Део сумел выбрать великолепное место для резиденции. На гребне низкого скалистого выступа, обтекаемого с трех сторон рекою Бетва, он приказал построить княжеский дворец и опоясал его рядами стен. Река, шумящая прямо под ними, придавала крепости живописный вид, а заодно служила ей естественной защитой.
Бир Сингх Део навлек на себя гнев Акбара, когда по настоянию сына Великого Могола, Селима, будущего императора Джахангира, организовал убийство любимого министра Акбара Абу–ль Фазла, одного из лучших историков–хроникеров Индии. Когда же могольский трон занял Джахангир, новый император отблагодарил раджу за службу и сделал его первым приближенным своего двора.
Оставив машину на небольшой площади перед храмом, мы вышли на террасу, заросшую колючим кустарником.
Нет необходимости долго сравнивать, чтобы понять, что между дворцами в Орчхе и Датии много общего. Оба дворца — свидетельство того, что их архитектор широко использовали мусульманский архитектурный стиль того времени. Особенно это касается художественного оформления зданий. И все же эти индуистские дворцы во многом отличаются от мусульманских. Они не складываются из многочисленных независимых друг от друга хрупких летних дворцов на территории великолепных садов, имеющих геометрические формы, а ограничиваются одним зданием в несколько этажей. Могольский дворец с множеством павильонов, связанных между собой бесконечными аркадами, выглядит скорее как дворцовый городок. Индуистский же дворец включает в себя несколько помещений под одной крышей — от трех до пяти залов, связанных между собой узкими балконами с закрытым парапетом. План индуистского дворца настолько сложен, что на первый взгляд кажется лабиринтом.
Действительно, заблудиться в нем нетрудно. Мы решили спуститься с верхних этажей вниз, но вскоре обнаружили: ходим по какому–то замкнутому кругу, и стали прокладывать путь, высовываясь из окон и ориентируясь по реке. Только так нам удалось разобраться в сложных переплетениях комнат и выйти к лестнице.
Наконец, мы сбежали вниз по полуразрушенным ступеням. Выйдя наружу, остановились еще раз на мосту, соединяющем крепость с городком, и мысленно сравнили этот дворец с могольскими резиденциями. Абрисы дворца разрывались большим количеством открытых павильончиков, беседок, башенок и висячих галерей. Окна с вырезанными из камня ажурными сетками дробили поверхность могучих внешних стен дворца.
Просто диву даешься, что все эти дворцы еще стоят. Создавались они во времена большой политической неустойчивости по приказу малоизвестных раджей, находившихся у власти непродолжительное время. В течение многих лет дворцы оставались осиротевшими, в них никто не жил и у них никогда не было официальной охраны. И несмотря на все, они простояли в неблагоприятных климатических условиях тропиков более трехсот лет. По своему великолепию и художественным украшениям они стоят в одном ряду с известными имперскими зданиями той же эпохи, а кое в чем даже их превосходят.
Вдали за мостом над Бетвой виднелись очертания железнодорожного моста. Чтобы попасть в тот же день в Кхаджурахо и вернуться назад, мы должны были воспользоваться именно этим мостом. Обычно здесь переправляются через реку на большом пароме, в тот момент воды в реке было мало, а желающих переехать много. Такую переправу пришлось бы ждать целую вечность. К тому же дорога к реке идет по крутому скату, и путешествие могло бы плачевно закончиться как для нас, так и для машины.
На полкилометра растянулась длинная очередь упряжек и грузовых машин. Через каждые четверть часа очередь приходила в движение и продвигалась на небольшое расстояние — все ближе к глинистому под углом в тридцать градусов обрыву. Если неопытный водитель хоть на секунду задержался бы перед сходнями на паром, то в багажник его машины наверняка врезалось бы дышло буйволиной упряжки, которая неудержимо, как дикий слон, несется вниз с обрывистого берега. В густых облаках пыли слышатся тревожные голоса. Это парни стараются всячески удержать испуганных буйволов на крепкой веревке. Для этого они изо всех сил зарываются пятками в мягкий грунт обрыва, пытаясь предотвратить падение повозки в воду.
Нам не хотелось ждать здесь несколько часов, поэтому мы поехали к начальнику станции в Орчхе, чтобы получить разрешение проехать по железнодорожному мосту. Само собой разумеется, дело это оказалось далеко не простым.
Начальник, он же дежурный по станции, просматривал в темной канцелярии утренние газеты. Нашу просьбу, очевидно, он принял за бесполезную трату времени.
— Вы подали просьбу о проезде по мосту в письменной форме сорок восемь часов назад? — задал он казенный вопрос. — Нет? Тогда, к сожалению, ничем помочь не могу. Я должен придерживаться инструкции.
Нам удалось убедить его позвонить своему начальству в Джханси. Мы надеялись, что для машины с дипломатическим номером будет сделано исключение. Пока он пытался заказать разговор, мы прогуливались по платформе. Мимо станции с грохотом пронесся товарный поезд. Локомотив остановился далеко за станцией рядом с бамбуковыми хижинами. В тот же момент из одной из них показалась фигура женщины, она прилаживала медные кувшины на голове, затем появились другие женщины. Через минуту они, выстроившись в цепочку, двинулись по насыпи к локомотиву. Нигде в поле зрения не было видно никакого колодца или водокачки, откуда женщины могли бы набрать воду. Нас очень заинтересовало, что произойдет дальше. Женщины двигались гуськом. Они вплотную подошли к блестящему локомотиву и, приложив руки к груди, поздоровались с машинистом. Тот, осторожно осмотревшись, опустил шланг и открыл выпускной кран котла. Скоро все кувшины, миски и кастрюли были заполнены кипящей водой. Хозяйки дали воде немного остынуть и исчезли так же легко и быстро, как и появились.
Когда мы снова заглянули в канцелярию, начальник встретил нас более любезно и даже пригласил сесть. Тут же он заполнил официальный бланк. Я предложил ему свою помощь и продиктовал на хинди: «Частной автомашине под номером DLD–2526, управляемой владельцем таким–то, 26 декабря разрешается проезд по железнодорожному мосту у станции Орчха. Проезд туда: вслед за поездом № 437 от 10 до 11 часов; обратно: до приезда поезда № 442 от 18 до 19 часов. Получена плата в размере 24 рупий 70 пайс, наличными». Штамп и подпись.
