Далимил, что «король имеет обыкновение со псами охотиться». Даже и глаз-то Вацлав потерял на охоте, где проводит все свое время. Похоже, в лесу король Вацлав и в самом деле чувствовал себя намного безопаснее, нежели на Градчанах. Он строил все новые и новые замки, из которых, например, Тыршов над Бероункой служил одновременно и охотничьим замком для его сына, отчаянного повесы Пршемысла Отакара, взбунтовавшегося потом против папаши. Да! Что и говорить, нелегко жилось королям из рода Пршемыслова!
Ясное дело, увлечение охотой и нерадивость к государственным делам отличали не только короля, это было явление, если можно так выразиться, общественное. Точно так же вели себя господа помельче и даже какая-нибудь мелюзга, владеющая всего-то небольшим замком посреди площади. Даже эти уделяли больше времени охоте, нежели заботам о хозяйстве.
И без стихов Далимила известно, что именитые господа, позабыв о добром имени, торчали дома и жирели, прошу прощения, как свиньи, в то время как молодежь гонялась с собаками по лесам за зверем. Когда-то за собаками присматривали челядинцы, ныне о них стали печься сами молодые господа. Прежде челядинцы с собаками жили вдали от господских домов, в домах блюли чистоту и господа съезжались для забав. Прежде среди них были ловчие, что охотились за зверем для господ, сами же господа принимали участие лишь в травле оленя, и то одной потехи ради. Потому-то у них и оставалось время посидеть в совете и порадеть о мире в стране. «Теперь же, — говорит хронист с возмущением, — живут они со псами в одном доме и разговоры ведут лишь про гон да своих псов гончих. И нечего удивляться, что стали они беднеть, а их хозяйства — хиреть. Хуже того — от смрада псов, заполонивших их покои, стали помирать они прежде срока». Короче говоря, наступил упадок нравов…
Кто хочет прочесть об этом в переложении со старочешского оригинала — извольте:
Неужели только это так сильно разозлило щепетильного хрониста? Ну конечно же, нет! Дело совсем в другом. Далимил обрисовал нам более значительные общественные перемены. Раньше феодал должен был думать не только о своем житье-бытье, но и о хлебе насущном для своих подданных. Сейчас многое изменилось. Феодализм укрепился, господа перестали радеть о подданных, их заботили лишь сбор дани да развлечения. А так как модным развлечением стала охота, они предались ей сверх всякой меры. Хронист, сам того не подозревая, описал также изменения в манере охоты. Прежде на охоту отправлялись со сворой собак, но такого количества животных дворянин у себя в замке держать не мог, для этого необходимы были псарни, расположенные подчас далеко от замка. И если деревня называется Псарь, нам уже ясно, что там жили псари, которые ходили за господскими собаками. Но когда стали разводить породистых собак, феодал пекся уже не о безымянной своре, а об отдельных собаках. Теперь он берет их к себе в замок, в свои покои. Человек неожиданно обнаружил, что собака отличный компаньон. Когда наступали холода и господину было нечем занять себя, оставалось лишь сидеть возле очага и греть зябнущие ноги, только собака скрашивала ему жизнь. И уже не одни мужчины окружали себя породистыми собаками, своими любимицами, но и женская половина в замках тоже завела себе собачонок, прозванных «муфтами».
О том, что собаки и в более поздние времена, уже в эпоху Ренессанса, подчас делили с хозяином даже спальню, свидетельствует в одном из своих стихотворений известный гуляка и бражник Гинек из Подебрад[14], сын Иржика. Вот его рассказ про то, как молодой человек очнулся от любовных сновидений:
Удалец, которому приснилось, будто он обнимает возлюбленную, проснувшись, обнаруживает, что это всего лишь его подушка! И откровенно добавляет:
К тому времени собака утрачивает свое прежнее, исключительное положение на охоте. В Европе — и у нас тоже — после крестовых походов появилось новое увлечение — соколиная охота. Но сокол не мог охотиться один, кто-то должен был пернатую дичь спугнуть и поднять. И появилась новая порода собак — специально для охоты на пернатых и на зайцев, их называли «псы под соколы». Моралисты задыхались от ярости, но ничто не помогало.
Впрочем, и сам Ян Гус хулит разбогатевших пражских горожан за то, что «косматок и мясоедок, никакой пользы не приносящих, содержат, моют, чешут, в баню носят, мясо особое им покупают и варят, а для бедняка и геллера не найдут».
Гон! Улюлюканье, трубят рога, летит кавалькада охотников — великолепное зрелище, многие художники запечатлели этот сюжет на своих полотнах, изобразив также всевозможные породы собак; легавых, что поднимали зверя из чащи, гончих, что его преследовали, и, наконец, борзых, которые его травили. Охотник со свитой мчится на коне следом за сворой псов, стремясь уложить зверя, прежде чем псы успеют растерзать его. Чтобы придать развлечению более благородный и пристойный характер, в нем стали принимать участие дамы. Само собой разумеется, местом охоты было все, и не только леса, но и поля подданных. А после того как многочисленная кавалькада охотников и свора собак промчались по полям, о каком урожае можно думать? Что же тут удивляться, если людей строгих нравов это безобразие возмущало! Особенно когда в своей жажде заполучить самых дорогих собак из Франции и Англии знать совсем разорилась.
Между тем люди начинают замечать, что у собак есть свой характер.
В излюбленных сочинениях, где звери советуют царю-льву, как ему править, каждый из них делает это в соответствии со своей натурой. В «Новом совете зверей» чешского автора Смиля Флашки из Пардубиц[15] свинья рекомендует льву быть грязным, а лисичка — хитрым… А какой совет дает собака?
