ты будешь готова. Или…. разве леди Сорча не желала бы увидеть тебя счастливо устроившей свою жизнь до того, как… Разве ей не хотелось бы присутствовать на твоей свадьбе?
— Все не так просто, Эамон. — Я вдруг почувствовала неимоверную усталость. — Я не могу соглашаться ни на какое обручение. Я не хочу ничего никому обещать. Я уже сказала тебе, когда смогу ответить, и не изменю своего решения. Возможно, год и не покажется тебе таким уж долгим.
— Он кажется мне вечностью. За год многое может измениться.
— Ступай, Эамон, — сказала я. — Эйслинг ждет. Езжай домой, приводи в порядок дела в своих владениях, дай людям вернуться к нормальной жизни. Вечером следующего Белтайна я все еще буду здесь. Езжай домой.
Я думала, что он так и уйдет, ничего больше не добавив. Он молчал очень долго, задумчиво опустив голову и скрестив на груди руки. Но он все же заговорил:
— Дом у меня появится только тогда, когда ты будешь ждать меня у дверей с моим ребенком на руках. Не раньше.
Тут он развернулся и, не оглядываясь, прошел через арку.
Глава 5
Я не слишком долго задумывалась над этим разговором, поскольку вскоре наш дом захлестнула ошеломляющая череда событий. Мы и так уже жили довольно невесело, рассоренные полным нежеланием Ниав даже просто обдумать предложение возможного жениха и отказом давать по этому поводу какие-либо объяснения. А еще гневом Лайама и отчаянием отца, неспособного помирить этих двоих. Мама ужасно огорчалась, видя, что двое любимых ею мужчин постоянно спорят. Шон скучал по Эйслинг и раздражался по поводу и без. Однажды теплым летним днем от отчаяния я одна оправилась в лес. Там было место, часто посещаемое нами в детстве: глубокое, уединенное озерцо, поросшее по берегам папоротником. Оно нежилось в тени плакучих ив, где неумолчно журчал водопад. Когда-то, в жаркие летние дни, мы частенько играли там втроем, оглашая воздух визгом, плеском и хохотом. Конечно, теперь для этого мы слишком взрослые. Мужчины и женщины, как недавно напомнил мне Эамон. Мы слишком стары для веселья. Но я вспомнила, что вокруг озерка буйно растут дикие травы — петрушка, купырь и кресс-салат. Я подумала, что неплохо бы испечь пирожок с яйцами и творогом: возможно, он сумеет возбудить мамин угасающий аппетит. Я взяла корзинку, подвязала волосы и отправилась в лес, довольная, что смогу хоть немного отдохнуть от напряженной атмосферы дома.
День стоял теплый, нужные травы встречались в изобилии. Я спокойно собирала их, напевая про себя песенку, и скоро моя корзина была полна. Я присела отдохнуть, опершись спиной о ствол ивы. Лес дышал жизнью: в подлеске стрекотали белки, над головой свистели дрозды… а еще я услышала незнакомые звуки, словно тихий, непонятный мне шепот раздавался в воздухе. Если в нем и содержалось некое послание, оно вряд ли предназначалось мне. Я сидела совершенно неподвижно и надеялась, что мне, возможно, удастся их увидеть: полупрозрачные, эфирные фигуры меж деревьев… уголок летящей по ветру вуали, прозрачное и хрупкое, словно у стрекозы крылышко… волосы, в которых блестят золотые и серебряные нити. Вон за деревьями, будто бы мелькнула манящая рука, послышался серебристый смех… Я моргнула и посмотрела вновь. Наверное, меня обманула игра солнечных бликов, поскольку сейчас я не видела ничего. Пожалуй, стоит вернуться домой, приготовить свой пирог и надеяться, что члены моей семьи снова станут друзьями.
И все же, там кто-то был. Дальше в лесу, между рябинами мелькнуло темно-синее пятно. Мелькнуло и исчезло. Мне показалось, или я слышала чьи-то легкие шаги по тропе? Я встала, подхватила корзинку и тихо пошла вперед. Следы вели меня вниз с холма к заветному озерцу, петляя меж деревьев и толстых упавших веток. Я не стала никого звать. Я до сих пор подозревала, что, возможно, меня привлекла всего лишь игра света на темной листве. И, кроме того, меня учили, что по лесу надо двигаться молча. Это необходимо для собственной же безопасности, так говорил отец. Вот что-то снова мелькнуло, прямо передо мной, сразу за рябинами. Синее пятно, словно складки одежды, а над ним, белой вспышкой — длинная узкая ладонь. На этот раз жест был совершенно определенным. 'Сюда', — призывал он. 'Иди сюда'. И я тихо шла по тропе.
Позже, Ниав ни за что не поверит, что я пришла туда не нарочно, не для того, чтобы раскрыть ее секрет. Я тихонько шла под ивами, пока передо мной не открылась спокойная гладь озера. Я замерла, обомлев. Она меня не заметила. И он тоже. Они вообще ничего вокруг не замечали. Озеро отражало, как они стоят по пояс в воде под зеленым ивовым балдахином, и кожа их казалась пятнистой от сочившегося сквозь листву солнечного света. Она крепко обнимала его за шею своими белоснежными руками. Он склонил огненно-рыжую голову и целовал ее обнаженное плечо, а она с животной грацией выгибала спину, отвечая на прикосновение его губ. Распущенные волосы струились вокруг нее, соперничая с золотом солнечного света и совершенно не скрывая ее наготы.
Противоречивые эмоции боролись во мне. Шок, страх, горячее желание сделать как-нибудь так, чтобы я пошла собирать траву в любое другое место. Я знала, что должна немедленно отвернуться, но была совершенно неспособна отвести взгляд. То, что я видела, было глубоко неправильно и в то же время невообразимо прекрасно. Игра света на поверхности воды, игра теней на жемчужно-белой коже, переплетение тел, их полная погруженность друг в друга… наблюдать за этим было поразительно и одновременно невыносимо. Если считается, что именно это я должна чувствовать по отношению к Эамону, то я правильно сделала, что заставила его ждать. В этот момент руки молодого друида скользнули по телу сестры вниз, он поднял ее и жадно потянул на себя. Поняв, что больше не вынесу этого зрелища, я тихо отступила обратно под ивы и, ничего не видя перед собой, пошла по тропе по направлению к дому. В голове у меня шумело. А странный проводник, приведший меня к этой находке, исчез без следа.
Мне не повезло. Я плохо выбрала время. А, возможно, как раз и было задумано, что первым, кто встретится на моем пути, будет мой брат, и что встретимся мы посреди наших пастбищ, как раз тогда, когда перед глазами у меня будет стоять недавно виденная картина: два юных тела сплелись так крепко, будто хотят слиться в одно. Возможно, к этому приложил руку Дивный народ… а может быть, как позже заявила Ниав, виновата только я одна, поскольку шпионила за ней. Я уже рассказывала, как все происходило у нас с Шоном. Когда мы были моложе, мы часто делились секретами и мечтами напрямую, открывая друг другу свои мысли и не нуждаясь в словах. Все близнецы довольно близки, но наша связь была гораздо глубже обычной: мы могли позвать друг друга на расстоянии, будто у нас была общая частичка души, еще до рождения. Позже мы по негласному соглашению перестали пользоваться этой связью. Секреты юноши, ухаживающего за своей первой девушкой — вещь слишком деликатная, чтобы рассказывать о них сестре. Я со своей стороны не хотела делиться с ним своими страхами за Ниав, или беспокойством о будущем. Но сейчас я просто не могла этого предотвратить. У тех, кто связан так тесно, как мы с Шоном, все происходит таким образом, что если в одном бурлят сильные чувства — радость, огорчение, боль — они словно переливаются через край, и другой просто не может их не разделить. Я была неспособна оградить от него свой разум, в том состоянии у меня не осталось никаких защитных барьеров. Я не смогла утаить маленькое, кристально-ясное изображение объятий сестры и ее друида, отраженное в спокойных водах озера.
Он увидел и почувствовал то, что видела и чувствовала я.
— Что это? — в ужасе выдохнул Шон. — Это было сегодня? Сейчас?
Я горестно кивнула.
— Клянусь Дагдой, я своими руками убью этого парня! Как он смеет марать мою сестру?
Мне показалось, что он вот-вот сломя голову помчится в лес, горя жаждой мести.
