— Пощадите! Она убьет меня своим бесконечным потоком бульона!
Он немного поел и снова заснул, а я болтала с Псом и играла с ним в самодельные пирамидки. Это было непросто. Мы собрали самые плоские камешки, какие нашли, но их никак не удавалось как следует уравновесить, и в итоге мы только что по земле не катались от смеха, когда оказалось, что оба мы бесславно проиграли. Я сгребла все камешки в одну кучку, рукой стирая аккуратно начерченный круг и перекрещивающиеся линии в нем. Когда я подняла глаза на Пса, оказалось, что он смотрит на меня внимательно и серьезно.
— Я слышал, у тебя дома есть мужчина.
— Не совсем, — ответила я осторожно. — Мне сделали предложение. Дальше дело пока не пошло.
— Тогда ты, возможно, обдумаешь еще одно, — он говорил нарочито небрежно. — Предложение, я имею в виду. Я кое-что поднакопил. Я с Командиром уже три-четыре года. Хватит, чтобы купить хороший кусок земли, немного скотинки, да дом построить — где-нибудь подальше отсюда. Может, на северных островах. Или уплыть куда-нибудь кораблем и все начать сначала. Никогда раньше я не встречал таких женщин, как ты. Я бы о тебе заботился. Может, я с виду и неказист, зато силен. И умею работать. Ты бы со мной горя не знала. Так как? — Он крутил между пальцев один из длинных когтей, висящих на шее, и неуверенно смотрел мне в лицо своими желтыми глазами.
У меня от изумления открылся рот. Я представила себе, как возвращаюсь домой в Семиводье с Псом в качестве жениха. Представила, с каким лицом отец будет разглядывать наполовину обритую голову, разрисованный подбородок, лисьи глаза, побитое оспой лицо, куртку из волчьей шкуры и это варварское ожерелье.
— Ты надо мной смеешься. — На грубоватом лице Пса читалось глубокое уныние. — Так и знал, что ты откажешь. Но я не мог не спросить.
— Прости, — мягко попросила я, накрыв ладонью его руку. — Я не смеюсь, честное слово. Я вовсе не хотела тебя обидеть. Я польщена твоим предложением, правда, и ценю его, поскольку вижу, что ты хороший человек. Но я не могу пока выбрать себе мужа и не смогу, пока не настанет следующее лето. Ни тебя, ни кого-либо другого.
Я пальцами почувствовала жесткие борозды на его руке. Перевернула ее и увидела жуткие, жесткие пересекающиеся шрамы.
— Откуда они у тебя? — Кто-то ведь посоветовал мне расспросить Пса о его истории. Часть ее я могла угадать без слов.
— С корабля викингов, — ответил он. — Я с Альбы, как та твоя воительница, Скатах. Мы с братом ловили сельдь и вполне сводили концы с концами. На нашу деревню напали викинги. Нас с братом забрали как гребцов: увидели, что мы сильные, понимаешь. Ох, и время это было… — Глаза его затуманились, и он провел руками по черепу. — Мы до-о-о-лго для них гребли. Слишком долго. В основном они использовали своих, но людей всегда не хватало, и они постоянно держали шесть пар цепных гребцов. У нас с Дугалом все время были проблемы. Но нас не убивали, мы были самыми сильными, понимаешь? Однажды Дугал слишком зарвался и получил хлыстом пол лицу. Он умер. Может, это и к лучшему. Он видел, как насиловали его жену и дочерей. Он был полон ненависти. А я продолжал держаться дальше. Слишком сильный, на свою голову.
— Как же ты убежал?
— О, это целая история. Меня выручил Командир. Тогда я считал, что он сумасшедший. Мы стояли в каком-то восточном порту, там было жарко как в печке, а воздух ножом можно было резать. Нас приковали к скамьям: это обычное дело, когда команда сходит на берег. Там умереть от жары и жажды было проще, чем дышать. И постоянно воняло мочой и потом, прости за такие подробности. И вот однажды ночью мы спали как могли: задница на скамье, а голова где придется — не самая удобная в мире постель. И вдруг раздается тихое звяканье ключей и между скамьями идет черный человек, свежий, как подснежник и спрашивает нас: «Кто хочет заключить с нами соглашение?». А мы все пялимся на него и ждем, что вот-вот появится викинг и его прикончит, но ничего такого не происходит, только корабль начинает скрипеть и стонать, будто отходит от причала. И при этом никто не гребет. А мы молчим. Половина вообще ничего не поняла, там говорили на полудюжине языков, не меньше. А потом черный… Это был Альбатрос, понимаешь? Перо в волосах, и все такое… так вот он говорит, что Командир на борту и готов отплыть. Вы, ребята, больше своих викингов не увидите. И у вас есть выбор. Либо догрести на этом корыте до Галлии, а когда причалим, получить мешочек серебра и свободу. И грести будете без кандалов, если не станете бузить. Как вам такая идея?
Я спросил: «А другой вариант?». И тут из-за спины черного выходит еще один человек, это был Командир, но тогда его лицо было чуть поменьше разукрашено. Он был совсем молодой, мальчишка еще. И что задумал этот наглый щенок, подумал я? И тут Командир говорит: «Это зависит от того, как ты плаваешь в цепях. Северяне не вернутся. Сколько времени пройдет, прежде чем хоть кто-нибудь обратит внимание, что гребцы викингов кормят рыб под причалом? Может, совсем немного, а может, порядочно. Место здесь бойкое и всем наплевать, что с тобой станет. Вот такой выбор», — говорит он. И показывает знаками то же самое, чтобы и остальные поняли. — «Гребите для меня хорошо», — говорит, — «и получите свободу еще до следующего полнолуния». А я слушаю и думаю, что он спятил. А как насчет пиратов по пути? А как насчет того, что северяне захотят отомстить за своих? И, кроме того, их здесь двое, а нас-то двенадцать: место моего брата давно занял длиннолицый парень из Ольстера. Кто нам запретит бросить их за борт, как только с нас снимут цепи?… Но мы все согласились, конечно. Запах свободы очень помогает принимать решения.
…и он сдержал слово. На пути в Галлию у нас была парочка приключений, но мы доплыли, и он предложил мне выбор: остаться с ним или идти своей дорогой. С тех пор я с ним.
— А сколько ему… сколько лет вашему командиру? Ты сказал, что провел с ним года три-четыре, но когда вы встретились, он был почти мальчишкой. Как это возможно?
Пес сосчитал на пальцах.
— Да, все, вроде, верно. Двадцать два, двадцать три. Что-то вроде этого. Не намного старше тебя, детка.
— Но… — Я просто не находила слов. — Он кажется намного старше. То есть… как можно в таком возрасте стать тем, кто он есть? Он, похоже, пережил уже столько, сколько другой, бывает, и за всю жизнь не испытал. Он слишком молод, чтобы быть таким вождем. И чересчур юн, чтобы скопить столько… столько горечи.
— Этот парень состарился еще в детстве, — глухо произнес Пес.
Около полудня в лагере поднялось необычайное оживление: звон сбруи, шум хорошо организованной, но спешной деятельности. Разглядеть мне удалось немного, но увиденного оказалось достаточно, чтобы по спине у меня поползли мурашки. Разбирались шалаши, паковались седельные сумки. Аккуратно уничтожались все признаки человеческого присутствия. Они снимаются с места. Они уезжают, а меня никто не предупредил. Он же обещал мне шесть дней! Даже и их мне едва хватит!
— Сходи, посмотри, что происходит, — попросила я Пса, пытаясь говорить спокойно, хотя во мне боролись страх и гнев.
Я вернулась в грот и занялась делами, прислушиваясь к шуму у входа. Я как раз сидела на коленях, моя посуду в ведре и пытаясь отвлечься размышлениями о том, что следует сделать во время осенних посадок в Семиводье, когда за спиной раздался знакомый голос:
— У нас изменились планы.
Я медленно поднялась. С пальцев у меня стекала вода, рукава были засучены по локоть.
— Да, я вижу. Вижу, как легко ты, оказывается, нарушаешь свое слово. Он не может ехать. Я говорила это и раньше. Ничего не изменилось.
Бран быстро взглянул на кузнеца — тот не спал и все слышал.
— Он должен ехать, или его оставят здесь, — мрачно ответил он. — У нас нет выбора. Нам необходимо сняться с места уже сегодня.
— У нас было соглашение. Шесть дней, ты сам так сказал. Полагаю, уже тогда ты не собирался держать свое слово.
