Месяца три назад, когда Юлька узнала, что я стал журналистом и, стало быть, златые горы мне не светят, она где-то раздобыла мой рабочий телефон и начала меня доставать.
— Займись нормальным делом — я помогу тебе получить кредит! — убеждала меня жена.
Я отбивался, говорил, что все это уже у нас было — и кредиты, и долги, и наезды. Но Юлька не унималась:
— Завтра тебе позвонит Потапыч, у него сестра в банке работает, все расскажет — сколько, на каких условиях…
Я швырял трубку, она перезванивала снова. Я ее успокаивал, но через несколько минут опять вскипал. Спозаранник, слушая наши беседы, сдержанно хмыкал. Жора Зудинцев с Зурабом усмехались. Нонна высокомерно поджимала губы, и только в глазах ее новоиспеченного мужа — Мишки Модестова — я находил долю сочувствия.
Как-то я сорвался и послал Юльку по телефону куда подальше. Звонить она перестала. Тогда, выждав паузу, начал звонить я.
Но в парикмахерской, едва услышав мой голос, говорили, что Юльки нет. Я стал наносить ей визиты, последний из которых и закончился разбитым столиком. Сейчас я шел в парикмахерскую, чтобы заплатить за него сто пятьдесят баксов. На жизнь оставалось с гулькин нос…
Знакомый мне джигит стоял перед телевизором и пил из банки кока-колу. Кисть руки у него была перевязана.
Я тихонько присвистнул — Сайд дернулся.
— Сайд! Ты зачем убил моих людей?
Горец печально глянул мне в глаза. Классику советского кино он не знал.
— Зачэм так говоришь? — Сайд неторопливо двинулся мне навстречу. Но тут же из зала вылетела, как вихрь, Юлька, шандарахнула его по голове феном, оттолкнула и подскочила ко мне:
— Принес?
Я разжал кулак — баксы исчезли в кармане ее халата.
— Все! Теперь — уходи.
— Юль, он тебя трахает? — кивнул я на Сайда. — Где же твой патриотизм?
Теперь феном по башке получил уже я.
Но спорить не стал — это могло опять чем-нибудь кончиться.
Мне оставалось лишь утешиться «соткой» водки с парой бокалов пива в «Любаве» да светским трепом с буфетчицей Ларисой.
А у дома меня окликнули.
— Кононов!
Незнакомец из черной «тойоты» дружелюбно помахивал мне рукой.
Их оказалось даже трое. Два здоровых «шкафа» и юркий чернявый человечек.
— Господа, а что будет, если я не сяду в вашу машину? — полюбопытствовал я.
— Ничего! — усмехнулся «шкаф».
Я плюхнулся на заднее сиденье и достал сигарету. Чернявый тут же щелкнул зажигалкой.
— Алексей Юрьевич Незовибатько, — представился он.
— Такая солидная фамилия, а вы такой миниатюрный, — выразил я недоумение. «Шкаф» хохотнул.
— Не валяйте дурака, Кононов! — обиженно дернулся чернявый. — Вы, наверное, знаете, что нам сейчас нужно…
— Освежить дыхание? — ухмыльнулся я. Теперь захохотали оба «шкафа». Чернявый натянуто улыбнулся.
— М-да, комик… Не случайно вас называют Безумный Макс.
— Так в чем проблема, Алексей Юрьевич?
— Вам очень важно, чтобы ваш материал обо мне появился?
Я промолчал.
— Триста баксов, — сказал Незовибатько.
— Сколько? — возмущенно воскликнул я.
— Хорошо, четыреста, — поспешно исправился адвокат. — Но ни копейки больше!
— Я, можно сказать, душу вложил в этот материал — а вы мне предлагаете такие гроши… — вздохнул я и приоткрыл дверцу «тойоты».
— Алексея Юрьевича просто оклеветали, — сказал «шкаф». — На самом деле он очень квалифицированный и порядочный адвокат. И поэтому у него много завистников.
— А вы, простите, его клиент?
— Я его коллега, — «шкаф» протянул мне визитку, на которой значилось: «Абрам Фляшман, юридические услуги».
— Вы тоже адвокат? — обратился я ко второму «шкафу».
Тот широко улыбнулся:
— Не, я водила, в натуре…
— Ну что ж, господа, вы приятные люди, спешу откланяться…
— Кононов! — остановил меня Алексей Юрьевич. И протянул толстый конверт. — Возьмите — почитайте.
— Зачем?
— Здесь кое-что гораздо интереснее, чем адвокат, на которого имеют зуб клиенты. Офицер РУБОП занимается открытым вымогательством! И продолжает служить. Это полное досье на него…
Я открыл конверт. К стопке бумаг были приколоты четыре стодолларовые банкноты, которые я тут же аккуратно, держась за скрепку, передал Алексею Юрьевичу.
— Боитесь даже пальчики оставить? — усмехнулся он. — Экий вы осторожный…
— Перед сном обязательно почитаю, — пообещал я. — А писать о вас все равно придется — статья в плане стоит! Могу лишь рядом со статьей ваше интервью поместить с фотографией…
— Почему вы не можете сказать своему шефу, что факты не подтвердились и поэтому писать не о чем?
— Факты — упрямая вещь, — сокрушенно ответил я. — Они подтвердились — вот ведь загогулина какая!
— Спорим, статьи не будет? — сказал Незовибатько. — Так что лучше возьмите деньги — они вам пригодятся.
— Вам тоже! — улыбнулся я, пожимая руки всем троим.
И уже поднимаясь по лестнице, подумал, что четыреста баксов мне были бы очень кстати.
В конверте я нашел заявление в прокуратуру от гражданки Кравчук Зинаиды Николаевны. Она держала кафе на паях с подружкой. Затем подружка решила выйти из дела, Кравчук заплатила ей долю. Подружке показалось мало, она начала вымогать с бывшей компаньонши ежемесячно круглую сумму. Но не сама, а с помощью сожителя — офицера РУБОП Сивоголовко.
Я нашел также фотографии Сивоголовко (похож на обкуренного Шварценеггера), ксерокопию его паспорта, данные его сожительницы и гражданки Кравчук. Еще там была аудиокассета, которую я тут же решил прослушать. Ничего особенного: обычный телефонный разговор, мужик требует бабки, женщина испуганно оправдывается, но при этом несколько раз явно умышленно называет мужика по имени — Ми- шаня. Что ж, если этот Мишаня — ив самом деле майор Сивоголовко, то материал может получиться интересный. Но сперва хорошо бы разобраться с этой чернявой «крошкой Цахес» — Незовибатько…
— Вынужден вас огорчить, Максим Викторович, — заявил мне с утра Спозаранник. — Про вашего адвоката… как его — Небейкопытко?.. мы писать не будем. Так решил Обнорский — его полчаса обрабатывала по телефону Пафнутьева.
Вот те раз! Железная леди Пафнутьева работала в прокуратуре, контролировала всех криминальных журналистов города и обязана была не допускать до печати ни одной публикации, которая хоть, как-то могла повредить ее родному ведомству. Когда я однажды, сидя в кабинете Пафнутьевой, отпустил ей комплимент по поводу ее ножек, она испепелила меня взглядом, и с тех пор я стал ее злейшим врагом. Из всех сотрудников нашего агентства с Пафнутьевой мог найти общий язык один лишь Соболин — у него
