Лейла не могла понять, что сейчас произошло, что могло так расстроить Завиана. Ярость охватила его вдруг, словно возникла ниоткуда. Тем не менее она не побежит за ним, даже если не увидит его больше до самого приема.
Она снова села, хотела продолжать работать, но не смогла. Лейла отложила в сторону документы и уронила голову на руки. Его слова оскорбили ее. Ей больше не хотелось делить с ним свою ношу. Но чтото еще сжимало ей сердце.
Чтото тут не так.
Она закрыла глаза и вспомнила тот день, когда Завиана, как сейчас, вдруг обуяла злость, и он бросился искать убежища в пустыне. Они были в ванной, смеялись, поливали друг друга, болтали…
Лейла открыла глаза. Она тогда заговорила о коронации, о том, что они стояли рядом в шеренге гостей, а Завиан и не знал, что это она… Говорили и о королеве Стефани и короле Закари… Но при чем здесь они?
Мозаика никак не складывалась. Во всем этом не было никакого смысла. Как могли правители иной державы, люди, которых Завиан едва знал, так действовать на него?
Глава седьмая
Этот день страшил его.
Завиан не просыпался, потому что не засыпал. Несколько раз он порывался пренебречь традицией и пойти к Лейле. Он даже прошел по коридору к ее спальне. Но Бейджа сидела у двери, охраняя сон своей королевы. Она молча смотрела в глаза Завиану, пока он не повернулся и не ушел.
Много дней он с ужасом ожидал этого события — не свадьбы, а официального приема. С самой церемонии коронации в Аристо. Он стоял тогда в шеренге гостей, собравшихся приветствовать новую королеву гостей, и понятия не имел, что его ожидало.
Нет, и до этого у него бывали такие моменты… Иногда он вдруг, идя по коридору, поворачивал не в ту сторону, или неожиданно оказывалось, что он искал дверь там, где ее не было. И конечно, его мучили сны…
Эти сны тревожили его еще в детстве, но тогда он считал их ночными кошмарами. Завиан никогда не садился на лошадь, его родители запретили мальчику ездить верхом. Но в своих снах он не раз вскакивал в седло, и чувствовал сильные движения лошади, и слышал смех своих братьев… Но каких братьев?
Его мать объяснила ему, что он видел во сне то, о чем мечтал, — братьев, которых у него не могло быть, лошадей, на которых ему запрещено было кататься.
И он считал это объяснение разумным. Вплоть до коронации.
Тогда Завиан остановил взгляд на короле Закари и увидел чтото, что хорошо знал, и сразу почувствовал, как его обуревает страх. Потом он понял, что не только у него возникло это чувство, потому что, когда королева Стефани приветствовала его, он прочел в ее глазах испуг и… вопрос? Она так испугалась, что чуть не потеряла сознание. Закари подбежал и увел ее, даже не взглянув на Завиана.
Конечно, он мог бы и забыть об этом эпизоде. Но ему стали приходить письма. Были и телефонные звонки. Иногда он получал приглашения. От
Завиан чувствовал себя лучше всего, когда мог размышлять в одиночестве. Но сегодня размышлять ему не хотелось. Он даже осмотрел парадный зал, где должно было состояться торжество, — просто чтобы убить время. Сегодня он никак не мог оставаться один. Этот день нельзя пережить, если Лейлы нет рядом. Обычно он не придавал значения ссорам, но сейчас, что редко с ним бывало, чувствовал настоятельную необходимость объясниться, поставить все на свои места, добиться, чтобы она была рядом, и не только формально.
До встречи с Лейлой любые его потребности удовлетворялись мгновенно. А с Лейлой все не так. Потребность остается. Потребность, которую нельзя объяснить…
Он побрился, умылся. Пройдет еще несколько часов, прежде чем он снова увидит Лейлу. Его терпение истощилось как раз в тот момент, когда Акмаль пришел, чтобы уточнить разные мелочи.
— Вот изумрудное ожерелье Кьюзи. — Он открыл ларец. — Королева должна сегодня надеть его.
Завиан взглянул на сверкающую драгоценность, которую должна носить супруга короля Кьюзи во время официальных мероприятий. Это были редкой красоты камни, символ богатства Кьюзи. И вероятно, именно он должен их вручить королеве?
— Я сам отнесу его Лейле.
— Но ее величество должна надеть его только вечером, — заметил Акмаль. — Сейчас ее готовят…
— Значит, я отнесу его ей прямо сейчас! — И взглянул на Акмаля так, что тот не посмел возражать.
Завиан сказал себе, что ему надоели традиции, и вызвал камердинера, чтобы тот облачил его в королевские свадебные одежды. Он решил, что все это глупо. Они же муж и жена. Так почему им нельзя быть вместе? Он — король. Правила устанавливает он. «И конечно, — решил он, идя по коридору к ее спальне, — такая традиция лучше: я, правитель, сам вручаю жене этот дар».
Завиан толкнул ее дверь, еще не готовый признаться, что единственным человеком, которого он хочет сейчас видеть и в ком единственно сегодня нуждается, была она.
Глава восьмая
Лейла сидела в теплой воде с ароматными бальзамами и задумчиво смотрела в открытую дверь балкона на сонный океан. Прислужницы готовили ее одежды. Все шло, как полагается, но она не находила покоя.
В ее жизни было много церемоний, слишком много, чтобы вспомнить их все, и она хорошо знала, что это такое — одиноко сидеть среди гостей за пышно убранным столом рядом с какимнибудь придворным. Сегодня рядом с ней будет Завиан, ее муж. И всетаки ей было одиноко. Изза него.
Он даже не попытался извиниться. Извинения ниже его достоинства. Так он наверняка скажет ей, если она потребует извинений.
Завиан обещал дать ей наследника. Это он сделает. Возможно, уже сделал… Она подумала о чуде, которое вскоре должно произойти, и ее рука потянулась к животу. Она должна быть довольна. Но почемуто Лейла не чувствовала никакой радости.
Лейле уже хотелось, чтобы Бейджа оказалась права — их союз был чисто физиологическим. Она просто исполняла еще один королевский долг. Но Завиан уже так вошел в ее жизнь, что ей захотелось большего, чем исполнение королевского долга. Она хотела иметь не наследника, а их ребенка, хотела мужа, а не титул.
И тут человек, о котором она постоянно думала, вошел. Ее смущенный, встревоженный взгляд обратился к нему, и она молча лежала в ванне, пока он отсылал прислугу и закрывал дверь.
Он никогда не был так красив.
Чисто выбритый, впервые после пустыни, в черных, шитых золотом одеждах, он выглядел сильным, волевым и совершенно неотразимым. Но она была слишком горда и сердита, чтобы выражать свое восхищение им.
— Ты не должен сюда входить.
— Глупое правило.
— Возможно, ты так считаешь. А мне оно нравится. Это хорошо — спокойно отдохнуть и приготовиться к такому торжеству.
