Награда

Кузьмич успевает ударить Антоху в плечо и граната улетает гораздо выше, за два двора… Разрыв… Крики…

Метрах в двухстах слева, там, где была наша третья группа, зазвучал автомат, потом еще один, и еще, и еще… Мать вашу, начало — лучше не придумаешь.

Кузьмич дает отмашку — отходим в начало улицы, оттуда улица заворачивая расходится трезубцем по всему поселку. Антоха беззвучно плачет, не вытирая слез, и тащит Мишку…

Из переулка выезжает БМПшка, с брони хриплым басом орет Васька «Высоцкий»:

— Та сторона поселка пустая, а Мусу с ребятами с двух сторон прижали у оврага!

Вторая (меньшая) половина села по ту сторону оврага находилась чуть выше нас, и обзор чичам был великолепный. Судя по интенсивности огня с той стороны, их было раза в три больше, чем наших. Один плюс — их с тыла подпирал крутой склон горы, и в случае подмоги уйти просто так чеченам бы не удалось.

Кузьмич связывается по рации с майором, о чем они говорят — я могу только догадываться, но лицо прапорщика вытягивается, и он молча рвет связь.

— Сейчас ту сторону села минометами… Петров обещает подмогу через 15 минут, а пока за мной, ребят отбивать, — Кузьмич часто заморгал и поперхнулся. — Капитана Мусаева уже нет.

…Не знаю как у кого, но у меня ощущение и осознание потерь, произошедших не на моих глазах, вызывало странные эмоции — как будто во мне, внутри, висит на резинках какой-то груз в районе груди, а когда узнаю, что кто-то погиб — часть «резинок» рвется, и груз бьет где-то внизу, а все внутренности опускаются вслед за ним. Потом оставшиеся «резинки» выравнивают положение, но ощущение тяжести в районе горла остается… Сколько их, этих «резинок» осталось? Сколько из них еще оборвется? Какая из них моя?..

…«Подмога» появилась раньше ожидаемого — из-за склона выкатились два бэтэра, и появилось человек 10–12 тех желторотиков, которые оставались в майором Петровым: как мы узнали позже, они самостоятельно, положив на команды, оставили майора, и пошли нам на помощь. Перли прямо на ту, высокую сторону поселка, идя в рост. Отвлекли огонь на себя — вот и вся война: почти одновременно из трех мест жужжаще бухнуло по бэтэрам, передний покрылся клубами дыма и, став на ребро, начал сползать со склона, затем, перевернувшись, сполз вниз. Взрыв разметал нескольких ребят в стороны. Второй начал разворачиваться, по нему били из-за камней, откуда-то со склона. Господи, да тут вообще гнездо сучье, сколько ж вас, гниды?!

Добравшись до пологой стороны оврага, мы залегли, и начали долбить чичей в задницы, но, судя по тому, что они основной огонь моментально перенесли на нас, от группы Мусы уже никого или почти никого не осталось. Семеро их там было.

Заработали минометы. НАШИ минометы. По НАМ же. Спасибо, земляки!

У Кузьмича не лицо, а черная губка — лежит на боку и орет в рацию, из всего, что он говорит, разобрать можно только маты. ЮЮЮЮЮЮЮЮююююуууууу… ЮЮЮЮюююююуууууу… Если б кто спросил меня, какой звук для меня был самый страшный, я б не задумываясь сказал — «голос» летящей мины. Кажется вечность летит, и летит именно в тебя. Слыша очередь или разрыв, не успеваешь испугаться — или нет, оценить что ли… в тебя или нет, а мина дает время на все эти эмоции.

ЮЮЮЮЮЮюююююууууу… Инстинктивно закрываю голову руками, хотя руки поверх каски — сам понимаю — защита смешная. ««Отче наш, иже…» или как там…

Ухнуло совсем рядом, прямо в тот холмик, у которого лежали Петька-Малыш и Вадим Аленушка. Лежали… Ненавижу глаголы в прошедшем времени, НЕНАВИЖУ!

Минометный огонь перенесли на ту сторону оврага, сообразили наконец-то. Кузьмич снова поднял нас, что было дальше — память выталкивает наружу смутными пожеванными комками: осознание того, что я живой, добавило какой-то дикой и необъяснимой обреченности и похуизма, бежал, падал, орал, стрелял, стрелял, стрелял, удивлялся — почему магазины такие маленькие, и стрелял, стрелял…

С нами (и за нас) это закончил батальон десантуры, подошедший вскоре.

…За эту операцию майор Петров получил правительственную награду. Тридцать русских пацанов из нашей роты тоже были награждены. Бесплатными цинками и по два метра родной земли на каждого.