Тайна святого Грааля: От Ренн-ле-Шато до Марии Магдалины

труда держали драгоценный камень, который пронизывали солнечные лучи, из-за своего сияния он и получил такое название.

Затем появились две принцессы, восхитительно разодетые. В руках у них были два острых кинжала. За ними вошла королева. Ее лицо было столь лучезарным, что казалось, будто взошло солнце. На изумрудно-зеленой подушке она несла корень и венец райского блаженства: Грааль, превосходящий все земные совершенства[36].

Итак, вот знаменитое «шествие Грааля», увиденное и описанное Вольфрамом фон Эшенбахом. Перед нами уже не скромный обряд из «Персеваля» Кретьена де Труа, во время которого выносили Грааль, откуда лился сверхъестественный свет, при этом краткость его описания лишь усиливает его загадочность. Также осталась далеко позади и лаконичность автора «Передура», который уделяет основное внимание драматизму сцены. Вольфрам не скупится на подробности, добавляет действующие лица, ошибается насчет подноса, который у него превращается в два кинжала, и, не колеблясь, превращает Грааль в имя собственное, хотя при этом и воздерживается от какого-либо описания, ограничившись тем, что называет его «корнем и венцом райского блаженства». Довольно расплывчатое определение. Единственное, к чему мы можем отнестись с интересом, — это к настойчивости, с которой он говорит о бликах солнечного света, в частности, на лице «той, что несет Грааль». Конечно, Парцифаль, подобно Персевалю или Передуру, не задает вопросов. На следующее утро замок совершенно пуст. Юноша находит уже оседланного коня, и кто- то невидимый кричит ему: «Тебя постигнет ненависть Солнца. Ты подобен птенцу. Если бы ты открыл клюв и обратился к хозяину, ты бы снискал великую славу!»

Похоже, что у Вольфрама шествие Грааля превратилось в обряд поклонения Солнцу наподобие буддийского или маздаистского; и это не единственный случай, когда в тексте присутствуют восточные мотивы. Если Король-Рыбак представляет собой заходящее солнце в последних закатных лучах, то Парцифаль может считаться новым Солнцем, которое вот-вот взойдет и придаст новые силы свету. Но Парцифаль, не задав вопроса, не пробуждается, продолжает пребывать во мраке. Подходящий случай упущен. И это подтверждает проклятие Парцифалю, произнесенное кем-то невидимым: «Пусть тебя постигнет ненависть Солнца!» Впрочем, эту фразу можно понимать двояко: ненависть Солнца — это ненависть или презрение к Солнцу со стороны Парцифаля или же это месть Солнца за то, что им пренебрегли? Это одна из многочисленных двусмысленных фраз, которые можно найти в сочинении Вольфрама.

Конечно, основная линия повествования — это переработка, а местами даже перевод «Повести о Граале» Кретьена де Труа, и Вольфрам честно в этом признается, хотя и заявляет, что писатель из Шампани серьезно исказил первоначальный сюжет и что он, Вольфрам, благодаря сведениям, почерпнутым из других источников — о которых он, ко всему прочему, будет долго рассказывать, словно для того, чтобы оправдаться, — приложит все усилия, дабы восстановить ее подлинную версию.

Действительно, по сравнению с текстом Кретьена де Труа центральная часть кажется ближе к предполагаемому оригиналу. Очень важную роль играет Гавейн, так же как в «Передуре» и «Втором продолжении». К тому же цель путешествия, в которое отправился Парцифаль, очень четко определена как «кровная месть»: на самом деле мать героя «Вдовствующая дама», здесь носящая имя Герцелоиды, говорит сыну: «Тебе также надобно знать, дитя мое, что отважный и гордый Леелин, невзирая на твоих вассалов, завладел двумя из тех княжеств, что достались тебе по наследству: Валенсом и Норгальсом. Своей рукой он убил Доргенталя (Туркентальса), твоего вассала. Он разбил твоих людей или пленил их». Тогда Парцифаль клянется сразить врага копьем.

Но первая часть рассказа целиком и полностью подлинная, у нее нет других вариантов. Вольфрам во всех подробностях пересказывает приключения отца Парцифаля, некоего Гамурета, чей героический образ к тому же отдаленно напоминает короля Ричарда Львиное Сердце. Гамурет отправляется на Восток, где поступает на службу к королю Баруку Багдадскому. Он ведет бурную жизнь и женится на местной женщине, от которой у него рождается сын, названный Вейрефиз или Фейрефиз. Гамурет возвращается на Запад, а именно в Анжу, что указывает на вероятную связь Вольфрама с англо-анжуйской династией Плантагенетов. Там он встречается с такими разнообразными персонажами, как Утер Пендрагон, отец будущего короля Артура, Гавен, бывший тогда еще подростком, с другими героями из цикла про короля Артура и даже с Морхольтом из легенды о Тристане, при этом все они выходят на сцену сумбурно, вне какого-либо порядка. Гамурет женится на королеве Герцелоиде, а потом, оставив беременную жену, вновь уезжает на Восток. Там его убивают во время сражения, а Герцелоида вне себя от горя производит на свет сына, которого называет Парцифалем и воспитывает его одна в своих владениях, вдали от суеты мира.

Что касается конца произведения, то он коренным образом отличается от того, как оканчиваются другие варианты. Парцифаль возвращается в волшебный замок вместе со своим сводным братом Вейрефизом, чтобы там излечить Короля-Рыбака, задав ему простой вопрос: «Дядя, отчего ты страдаешь?» Тогда Парцифаль становится королем Грааля и вызывает к себе супругу Кондвирамур (у Кретьена де Труа — Бланшефлер) и двоих сыновей, которых он до сих пор не видел. Вейрефиз принимает крещение, берет в жены Репанс де Жуа, «ту, что несет Грааль» и уезжает вместе с ней на Восток. Вольфрам утверждает, у них родится сын, впоследствии ставший знаменитым и загадочным пресвитером Иоанном, человеком, который будет необычайно известен на протяжении всего последующего Средневековья и чье легендарное королевство, как считали, находилось недалеко от Эфиопии. Впрочем, Вольфрам на этом не останавливается, и к истории, которую рассказывает, он добавляет еще одну легенду, о Лоэнгрине (в тексте Лоэрангрин), «рыцаре Лебедя» из народных сказаний западной Европы, важном персонаже из тысячелетнего предания (на самом деле речь идет ни больше ни меньше, как о Лоране Гарене, герое более поздних героических поэм), которого он непонятно с какой целью превращает в сына Парцифаля. Быть может, исходя из нужд политической пропаганды.

Действительно, миф о Лоэнгрине, вероятно, скандинавского происхождения был распространен в Брабанте и Арденнах, владениях семьи Готфрида Бульонского. Лоэнгрин тоже станет одним из хранителей Грааля, и эта легенда перекликается реальными историческими событиями. В самом деле, какое прекрасное генеалогическое древо для Готфрида Бульонского, героя крестового похода, первого короля Иерусалима!.. В XVI веке, во время борьбы с династией Валуа за корону Франции, лотарингское семейство, основоположником которого был Готфрид Бульонский, вспомнит об этом странном и мифическом родстве, и вполне возможно, что тщеславный и грозный герцог де Гиз, соперник Генриха III — лишенного всяческого уважения последнего отпрыска вырождающейся династии, — будучи истинным потомком Каролингов, осознавал, что в его жилах течет sangreal, другими словами «королевская кровь».

В связи с этим возникают два вопроса: действительно ли Вольфрам фон Эшенбах придумал все те подробности, которыми украсил исходную канву рассказа (а также исходя из каких мотивов он это сделал), или же он почерпнул необычные откровения, которые он, по его словам, совершил первым, в каких-то преданиях? На эти вопросы трудно ответить. Как Вольфрам сам признается, несмотря на все то, чем он обязан Кретьену де Труа, его вдохновлял некий образец, который он формально противопоставляет писателю из Шампани: «Мэтр Кретьен де Труа пересказал это предание, но исказил его, а Киот, передавший нам подлинную историю, имеет полное право на него сердиться». На протяжении всего рассказа Вольфрам цитирует Киота Провансальского, который «писал по-французски», что довольно необычно, поскольку провансалец той поры писал исключительно на своем языке.

Некоторые медиевисты, исходя из того факта, что Вольфрам кое-где намекает на город Провен в Бри, и, отталкиваясь от самого имени Киот, которое может быть германским вариантом французского Гийо или Гильо, попытались отождествить таинственного провансальца с известным поэтом Гийо де Провэном, автором сатирической «Библии», полной как юмора, так и насмешек. Это кажется довольно рискованным шагом, ибо в его «Библии» нет ничего, что связывало бы ее с темой Грааля. Следовательно, нужно признать, что нам совершенно ничего не известно об этом Киоте Провансальском, персонаже, о котором нигде более не упоминается.

Не исключено, что ссылка на Киота была уловкой Вольфрама. В то время существовало немало авторов, кто прикрывался поддержкой некоего автора-предшественника, настоящего или вымышленного, и утверждал, что пересказывает, разумеется, достойную доверия подлинную историю, которую у него разыскал. В зависимости от обстоятельств поэты нередко придумывали некое имя или же присваивали себе