Юрка, не медля ни секунды, кивнул.
– Еще раз подумай.
Юрка снова кивнул.
– Сейчас нет ни меня, ни твоих друзей, ни Трибунала. Никого. Ты один. Слушай только себя. Почувствуешь хоть малейшую слабину, откажись.
Максимов не отпускал взглядом Юркины глаза. Даже тени смертной тоски не увидел.
– Я иду, Макс.
Максимов подождал немного, потом кивнул.
– Пусть так и будет!
Он поставил флягу на землю. Свою фляжку с водкой протянул Юрке.
– Пригодится. До темноты посидишь в лесу. Постарайся не схлестнуться с бомжами. Время зря не трать, потренируй растяжку и баланс. Пригодится. Альпинистскую подготовку не растерял?
Юрка только хмыкнул в ответ.
Максимов встал. Потянулся. Обшарил взглядом окрестности 'Лужи'.
– Мужик уже здесь. Пацана не вижу. – Он одернул задравшуюся куртку, пряча выглянувшую рукоять пистолета. – Пойди в кустики, типа, отлить. Уходи, не торопясь. 'Наружку' я беру на себя. Сделай вид, что ловишь тачку. Ни в коем случае не дергайся. Чтобы не произошло, тебя это больше не касается.
Разопревшая гречневая каша приняла в себя куски мяса и прозрачный золотистый жир. Из кастрюли пахнуло настоящей едой. Горячей, плотной и сытной.
– Ничуть не хуже, чем у многодетно-кормящих мамок, а?
Максимов оглянулся.
Марина сидела на угловом диванчике, поджав под себя ноги в толстых шерстяных носках. Не отрываясь, смотрела на распахнутый зев вещмешка.
Он нагнулся, достал пакет с фруктами. Положил ей на колени.
– Ещь, не стесняйся.
«Сначала понюхает яблоко», – подумал Максимов.
Она поднесла яблоко к лицу. Закрыла глаза. Тонкие ноздри затрепетали, ловя осенний аромат яблока.
– Домом пахнет, – тихо сказала она.
Распахнула глаза. Теперь они у нее были цвета моря в ненастье.
– Странно. С утра знала, что-то произойдет. Очень важное. Пошла на 'блоху' раскрутить лоха на жрачку. А встретила тебя.
Максимов отвернулся к плите. Помешал ложкой пряно пахнущее варево.
– У меня все готово. Тарелки в этом доме водятся?
Чахлые газовые огоньки дрогнули. Пар над кастрюлей отклонило дуновением воздуха.
Марина вышла из кухни. Через секунду в ванной ударила струя воды.
Максимов зябко передернул плечами, представив, как ледяная струя касается кожи. В квартире было ненамного теплее, чем на улице. Влажная одежда не давала уняться ознобу.
Он оглянулся на бутылку водки, стоявшую на столе.
– Тарелки в духовке. Бери кашу и иди сюда! – крикнула Марина из ванной.
Максимов решил сначала посмотреть, куда зовут. Ванные из-за вечной проблемы с горячей водой превратились в сырые склепы, пропахщие приговоренным к стирке тряпками.
Марина лучинкой зажигала свечи. В сколотых бутылках оживали оранжевые светлячки. Вскоре все три стены усеяли крохотные звездочки.
Полумрак окрасился в янтарные цвета. В неярком, колебящемся свете, Максимов рассмотрел идеально вычищенную ванну и отмытый до блеска кафель 'под песчанник'.
Марина опустилась на колени. Повозилась под ванной, сунула лучину в заслонку на плоском коробе. В черном нутре короба загудел огонь.
Максимов догадался, зачем в ванной гофрированная труба, присоединенная к воздуховоду.
– Ванна по-японски. – Марина подняла лицо. Слабо улыбнулась. – Только попу об дно прижечь можно. Но если полотенце подложить, то не страшно.
– Сама придумала?
– Ага. И смастерила сама. Не могу без воды. Ты же тоже водный знак?
Она отодвинула от стены плетенную корзину для белья.
– Будет вместо стола.
Присела на край ванной. Погладила на коленях юбку, еще квелую от дождя.
– Сейчас станет тепло. Заберемся в воду. И нам будет хорошо. Ты когда-нибудь купался в ночном море?
Она посмотрела ему в лицо. Глаза, показалось, стали еще больше. В их темной глубине плавали янтарные искорки.
– Я не из-за еды с тобой. Ты же понимаешь?
Максимов осторожно провел пальцами по пушку на ее голове. Она прильнула к его ладони, как истосковавшийся по ласке котенок.