— Психически больным? — уточнил Сильвестр.
— А что есть психология? Наука о душе, если перевести с греческого. Но разве материалисты могут изучать душу, в существование которой не должны верить?
Все, на что способна современная психология, это измерять, подсчитывать да строить гипотезы о том, о чем представления не имеет. Это не психология, а высшая физиология и физическая биология, если быть точным. А истинная психология — это наука о Душе, о ее странствиях, метаниях и муках. Но сразу же спрошу: а какова цель блуждания Души? Ответ прост: восхождение к Богу. Или к Нему, или в Ад, другого нам не дано. Случается, что души заблудшие сами устремляются в бездну, кто по слабости, кто сознательно, дабы, испытав всю мерзость Ада, опалить в Геенне огненной скверну и струпья душевные и чистыми, как вновь родившиеся, вознестись в Царство света. — Петр помолчал, поглаживая бородку. — В этом смысле — да, Игорь был больным. Он пришел сюда, порвав с сектой сатанистов. Пришел с растерзанной душой и заледенелым сердцем.
— Наркотики, оргии, зомбирование?
— Да, полный набор, — горько вздохнул Петр. — Я беседовал с ним не один раз. И знаешь, Сильвестр, сколько сейчас ни перебираю в памяти его рассказы, не могу найти зацепку. Не было в его секте ничего серьезного, дурь одна и помутнение рассудка. К подлинному сатанизму отношения не имели. Все знания из дешевых книжек и фильмов ужасов, не обряды, а поселковая самодеятельность.
— Может, вербовочная сеть? — подсказал Сильвестр.
— Очевидно, — кивнул Петр. — Но Игоря чаша сия миновала. К сожалению, из его рассказов я так и не смог вычислить, шел там активный отбор или нет. Честно говоря, не очень старался, случай уж больно заурядный. О чем сейчас и жалею.
— Считаете, что его убили сатанисты? — понизив голос, спросил Сильвестр.
— Знаю! — Петр стукнул клюкой о землю. — В день его смерти Дьявол сидел рядом со мной, на твоем месте.
Сильвестр покосился на старика. Захотелось развернуть его лицом к себе, увидеть безумие в блеклых подслеповатых глазах, но тог упрямо смотрел прямо перед собой. В стеклах очков плавали солнечные блики.
«Мне проще, — подумал он. — На мне висит всего лишь „силовое обеспечение“. Привык иметь дело с крепкими мужиками с задубленными душами, им сам черт не страшен. Но и они иногда ломались. Жутко и мерзко вспоминать, во что превращается раздавленный человек. А как корежит душу „инквизиторов“, всю жизнь балансирующих между адом и раем, даже представить страшно».
— Успокойся, Сильвестр, — усмехнулся старик, прикоснувшись сухими птичьими пальцами к колену Сильвестра. — Я здоров. Насколько может быть здоров человек, чья душа не раз прошла по всем кругам ада. А их больше, намного больше, чем придумал Данте. — Он пожевал блеклыми губами, потом продолжил, но уже четко и кратко, как на докладе:
— После обедни в обитель пришли туристы. Разбрелись кто куда. Я не запрещаю, красть у нас нечего, а им в поселке больше заняться нечем. Вошел в часовню, там Игорь иконостас расписывал. С ним была девушка. О чем они говорили, не знаю, услышал только ее последнюю фразу: «Ты же знаешь, он умеет ждать». Услышали мои шаги и отскочили друг от друга.
— Героин умеет ждать — один из постулатов наркоманов, — задумчиво произнес Сильвестр. — Игорь сидел на игле?
— Хуже — ЛСД. «Наркотик гениев».
Сильвестр присвистнул.
— Нет, хроническим наркоманом не был. — Игумен потряс седой головой. — Ему хватило трех заходов, чтобы нарваться на «бэд трип», как они говорят. После этого наркотик не принимал. Смысла уже не было, психику разодрал в клочья.
Сильвестр понял, о чем идет речь. Вместо фантастических райских видений наркоман рискует погрузиться в параноический бред, и тогда перед вспыхивающими в мозгу галлюцинациями блекнут все видения Апокалипсиса. Иногда достаточно одного «бэд трипа» — «плохого путешествия», чтобы навсегда лишиться рассудка.
— Не знаю, почему, но сердце заныло от предчувствия беды. Не наркотик она имела в виду, а то, что гораздо страшнее. Я под благовидным предлогом отослал Игоря. А девушка выскочила из часовни, смешалась с туристами. Тогда я пришел сюда и стал ждать. — Старик провел ладонью по толстой доске древней скамьи, почерневшей от времени. — Люблю здесь посидеть, душа отдыхает. Окликнул ее, когда выходила за ворота, попросил присесть, поболтать со стариком. — Он покачал седой головой. — Ох и сила же от нее шла! Я даже опешил сначала. А она, представляешь, знала о ней и наслаждалась своей властью.
— Что за сила? — Сильвестр опять искоса посмотрел на старика.
— Как от камня. — Он положил пальцы на раскрытую ладонь Сильвестра, ту, что еще хранила ожог от прикосновения к Горюн-камню. — Та же сила, беспощадная, нечеловеческая. Жизнь отнимет или подарит, слезинки не уронив. Я понял, крутить бесполезно, и сразу сказал: «Оставь Игоря в покое». И знаешь, что она ответила?
Сильвестр пожал плечами. Пальцы старика, цепкие и сильные, как когти птицы, вонзились ему в ладонь.
— Она сказала: «Кто ты такой, чтобы указывать Лилит? Иди, молись своему Распятому, пока я не сорвала Покров Богородицы и не сбила замок на Вратах. Потом будет поздно каяться и молиться!»
— Что это значит? — Сильвестр освободил ладонь от вцепившихся в нее пальцев старика. На коже остались белые пятна.
Старик прижал крест к груди, словно боялся, что тот сорвется с цепи.
— Возвращайся в Москву, Сильвестр, и передай Навигатору, что в мир вернулась Лилит. Она прольет реки крови, но добьется своего. Здесь, — он ткнул пальцем в сторону лощины, — она принесла первую жертву Сатане. Святая кровь пролилась в святом месте. Теперь ее можем остановить только мы.
Сильвестр надолго замолчал. Взгляд блуждал по раскинувшейся внизу долине, а мысли бешено метались в голове, пока не улеглись в странную, но законченную мозаику. Осталось задать лишь несколько вопросов.
— Я понял, почему ты не рассказал это милиции. Но почему не попытался остановить парня?
Старик тяжело вздохнул.
— Мой грех! Предложил ему исповедоваться, но он сказал, что не готов. Ушел в храм и молился. Я не стал мешать. Кто я, чтобы вставать между ним и Богом?
— А утром его нашли заколотым на камне, — закончил за него Сильвестр. — Как она выглядела, эта Лилит?
— Молодая, лет двадцать — двадцать пять. Походка энергичная, нервная. Движется очень плавно, как кошка. По говору — москвичка. Речь правильная, девочка образованна и хорошо воспитана. Не гнусавит и не тянет слова, как нынче модно. Голос мелодичный, возможно, музыкальное образование.
— И все? — недоверчиво посмотрел на него Сильвестр.
Старик снял очки, повернул лицо к Сильвестру.
— Смотри мне в глаза, Сильвестр! — Он высоко закинул голову, подставив лицо солнцу.
Сильвестр сначала не понял, чего от него хочет старик, потом ужаснулся. Глаза были мертвыми. Зрачки не сузились, отразив солнечный луч.
— Уже второй год они не видят солнца. — Старик вновь отвернулся. — В обители об этом знал только Игорь. Сам догадался, но тайну хранил. А девчонка знала, что я слепой. Понимаешь, знала и заранее все рассчитала! Она из тех, от кого он здесь укрылся. Но он ей доверял, иначе не стал бы разговаривать. Предполагаю, что письма ей писал, из них она все и узнала.
— А как же ты живешь? — выдохнул Петр.
— Мне повезло, слепота наступала медленно. Было время подготовиться. Псалтырь и Писание знаю наизусть, и святоотческие писания помню много лучше тех, кто над ними денно и нощно корпит. В обители каждый камешек знаю. И тренировал себя нещадно, готовясь к слепоте. — Он наклонился, пошарив на земле, подобрал два камешка, один протянул Сильвестру. — Брось, только не далеко.
Камень Сильвестра шлепнулся в грязь метрах в трех от скамьи, тут же, цокнув по его боку, рядом лег
