— Мы подозреваем, что девушка занимается распространением наркотиков, — уставшим голосом пробубнил старший. Весь он был блеклым и бесцветным, как и его голос. — Пройдемте, граждане.
Судя по побледневшему лицу, обвинение Карина посчитала вполне реальным.
Их провели в подсобное помещение, где уже скучали две тетки-уборщицы.
— О, уже ведут, — выдала одна. Старший, смутившись, крякнул в кулак.
— Так, граждане понятые. Сейчас мы проведем обыск вот этой гражданочки.
В глазах у бабок сразу же вспыхнул недобрый интерес.
— А разве не полагается обыскивать лицу одного пола? — подал голос Максимов. Старший оглянулся.
— Вот тебя я обыщу лично, — пообещал он. — Личные вещи можно шмонать и так, — пояснил он для понятых. Тетки согласно закивали. Старший стянул с Карины рюкзачок, поставил на стол.
— Предлагаю добровольно выдать наркотики, оружие и прочие запрещенные материалы.
— У меня ничего нет. — Карина оглянулась на Максимова.
Он подмигнул ей.
Старший вздохнул, словно приступал к тяжкой работе, и высыпал содержимое рюкзачка на стол.
Максимов удивился, сколько всего может уместить женщина в таком небольшом объеме. Коробочки с косметикой, пачка сигарет, зажигалка, пачка салфеток, блокнотик и две ручки, мятый детективный покетбук, заколки для волос, паспорт, три игрушки от киндер-сюрприза, надкусанный шоколадный батончик.
Старший демонстративно отделил от кучи вещей упаковку презервативов. Бабки сразу же закудахтали, стали коситься на Карину.
— Вы что, резинок не видели, кошелки старые? — огрызнулась Карина.
— Разговорчики! — со старшинским металлом в голой се осадил ее старший.
Пальцы его нырнули в кармашек рюкзачка, долго шарили внутри. Ему пришлось до конца расстегнуть змейку и вывернуть кармашек, чтобы убедиться, что чека героина в нем нет.
«Пропал бесхоз». Максимов спрятал улыбку. Стоявший рядом с ним опер вытянул шею, стараясь лучше разглядеть печальный итог обыска.
— Не хе-хе себе, — прошептал он. Максимов достал из нагрудного кармана удостоверение помощника депутата Государственной думы, показал оперу.
— Будем дальше в балаган играть, или мне позвонить в приемную губернатора? — вежливо поинтересовался он.
— Ну-ка покажи! — потребовал старший. Долго вертел в руках удостоверение. — Карманы есть? — спросил он у Карины.
Она развела в стороны клеш юбки. В высоком разрезе показалась нога почти до верхушки бедра. В просвечивающем свете все убедились, что карманов нет. Бабки, увидев такое отсутствие комплексов у подрастающего поколения, возмущенно закудахтали.
— Тихо, гражданки! — осадил их старший. Он протянул Максимову удостоверение. Зло насупился, уставившись на россыпь предметов на столе. Он явно не мог найти достойный выход из тупиковой ситуации.
— Я понимаю, работа у вас такая. Всякое случается. Обойдемся без протокола? — пришел на помощь Максимов.
Старший почему-то никак не мог решиться на мировую.
— Это ваша знакомая? — спросил он, кивнув на Карину.
— Карина — внучка профессора Ованесова. А он друг моего деда, профессора Арсеньева. Таким образом, Карина мне не чужая. И, конечно же, я несу за нее ответственность.
Эту тираду Максимов произнес, купаясь в восхищенном взгляде Карины.
Старший осмотрел Максимова с головы до ног, задержав взгляд на карманах.
«Если действует по приказу, то сейчас побежит докладывать, а если кто-то вежливо попросил об одолжении, то психанет. У девчонки оказалась надежная крыша, а ходатай об этом не предупредил. Ну, мент, решай быстрее, а то всю солидность растеряешь», — мысленно подогнал его Максимов.
— Можете идти. — Старший опергруппы, поморщившись, крякнул в кулак. — Ошибочка вышла.
Он явно хотел добавить какое-нибудь ругательство, но сдержался.
— Я понимаю, — согласился Максимов. — Карина, нам пора!
Опер за спиной у Максимова отступил, освободив выход.
Из кабины «Нивы» отлично просматривался выход из гостиницы и дорожка, ведущая к стоянке машин.
— Они, — облегченно вздохнул Елисеев. — А я думал, опоздаем.
По лестнице в обнимку спустились Максимов с худенькой девушкой ростом ему по плечо. Ветер облепил юбку вокруг ее ног.
Водитель тихо присвистнул.
— А у малолетки ножки-то ничего! — авторитетно оценил он.
— Ты лучше на мужика смотри, — осадил его Елисеев. — И запоминай.
Сам не отрывал недоброго взгляда от пары, удаляющейся по направлению к стоянке. Шли бодро, девчонка часто закидывала голову, наверно, смеялась.
«Или Эрнест, мудель старый, соврал, или Максимов выкрутился», — решил Елисеев.
— О, Федор, полюбуйся. Менты сейчас передерутся!
На парапет высыпала группа мужчин в штатском. Самый старый из них шел впереди, резко отмахиваясь рукой. Рядом, понурив голову, семенил низкорослый крепыш в зеленой рубашке и бежевых парусиновых штанах.
— Откуда знаешь, что менты? — спросил Елисеев.
— А вон тот, в штанцах китайских, у меня вчера паспорт проверял, — объяснил водитель. — У него цепь на шее — обхохочешься! Он эту медь, наверно, зубной пастой до золотого блеска каждое утро дрючит.
— Надо же, сам выкрутился, — с ноткой уважения в голосе пробормотал Елисеев.
Со стоянки выехал серый «фольксваген-пассат». Водитель «Нивы» покосился на Елисеева, тот кивнул. «Нива», пропустив вперед две машины, тронулась следом за «фольксвагеном».
Странник
Максимов вел машину одной рукой, другой пытался отцепить оранжевого львенка, подвешенного за пуговицу на рубашке.
— Надо же, я его наградила орденом Солнечного Льва, а он, неблагодарный! — Карина перехватила его пальцы.
— Слушай, врежемся сейчас — наградят посмертно, — строгим голосом предупредил Максимов. — Ты, кстати, поняла, почему тебе статью по наркоте сватали?
— А она у них самая ходовая. Сунул в карман — вынул срок. И ничего доказывать не надо.
— Нет, милая. — Максимов покачал головой. — Кто-то знал, что если тебя отвести на экспертизу, то сгоришь ты на анализах синим пламенем. Анаша, чтобы ты знала, неделю в крови держится. Героин — больше месяца.
— Я не колюсь, — обиделась Карина.
— А кто вчера курил? — напомнил Максимов. — Кстати, где взяла?
— Лешка дал за то, что тебя на аэродроме дождалась.
— Значит, полгорода знает, что ты покуриваешь травку. И кто-то умно сумел распорядиться этой информацией.
— Ой, только не ворчи, ладно? — поморщилась Карина. — В старости ты будешь вредным дедом, поверь моему слову. Кстати, слышал: что не хотят или не могут делать старики, считается предосудительным? Это Чехов сказал, между прочим.
— Может, он в тот день не с той ноги встал, вот и ляпнул? А ты жизнь себе испортишь.
