У Максимова отлегло от сердца. Карина спала невинным сном младенца.

Максимов подумал, не окунуть ли в воспитательных целях паразитку с головой, но передумал. Запустил руку в воду, раздвинул упершиеся в край ванны ступни и с садистским удовольствием вытянул пробку. В сливной трубе глюкнуло, зажурчала, набирая силу, вода. Пена стала медленно оседать.

Довольный диверсией, Максимов вытер руки о майку, болтающуюся на руле мотоцикла, и вернулся в белую комнату.

— Ну, блин… — Максимов с досадой покачал головой. — Посмотришь на таких детишек и добровольно побежишь на стерилизацию! Повезло кому-то с дочуркой.

Он подошел к столику, плеснул водки в стаканчик. Поднес янтарный наперсточек к губам, но подумал, что одному пить грешно. Покосился на череп в каске. Подмигнул пустым глазницам.

— За наших врагов, братишка! — Максимов хотел чокнуться с каской, но увидел то, что, сидя на уровне пола, до этого момента просто не мог увидеть: под нижней челюстью черепа лежал кинжал в черных ножнах.

Максимов поставил стаканчик на стол. Приподнял череп, вытащил кинжал. Покачал в руке, с удовольствием ощущая сладкую тяжесть оружия.

Кинжалы входили в форму одежды многих частей вермахта. Но этот, без сомнения, принадлежал солдату из войск СС. Вручался каждому как личное оружие в день посвящения в Орден.

Максимов читал, что перед этим требовалось пройти тесты на жестокость и самообладание. С первым просто, любой садист с такого начинал. Надо было содрать шкуру с живого кота так, чтобы на тушке остались целы глаза. Второй проходил с риском для жизни. Ставили человека по стойке «смирно» и клали на каску гранату. Фокус в том, что граната была облегченного типа, разлет осколков всего два метра. Каска удар выдержит, и осколки уйдут по кругу вверх, не зацепив. Ничего страшного. Отделаешься легкой контузией, как от хорошего удара в боксе. А задрожишь коленками или, что еще хуже, дернешься — граната свалится тебе под ноги. Разлет осколков всего два метра, а ты — в самом центре…

Максимов положил пальцы на рукоять. Потянул. Клинок неожиданно легко вышел из ножен. Оказалось, он сломан посредине. Кто-то заточил его, и былая красота оружия пропала.

— Интересно, — обронил Максимов.

Поднес клинок ближе к глазам. Поймал лучик света, чтобы высветить выбитый на клинке номер. «Пять-семь-девять-пять-восемь», — запомнил он.

По номерам на кинжалах войск СС уже не раз успешно устанавливали личности погибших.

Он осторожно погладил холодную сталь. Медленно и чутко, как приручают зверя.

Закрыл глаза, выровнял дыхание…

* * *

…Кромешная тьма. Сосущий холод проникает в кости. На губах привкус сукровицы. Загустевший воздух медленно заполняет легкие, а назад выдавливается только судорожным кашлем. И опять удушье рвет горло. Сердце слабо дрожит в такт ударам. Тюк-тюк-тюк… Клинок отскакивает от стены, оставляя мелкие лунки. Тюк-тюк-тюк… Лезвие с треском переламывается пополам. Кинжал вырывается из онемевших пальцев, цокнув, пропадает в темноте. Человек на секунду замирает, сбившись с ритма. А потом начинает бить по стене, не чувствуя боли в хрустко ломающихся пальцах…

* * *

Максимов сунул клинок в ножны, положил на место. Размял сведенную болью кисть.

«Живут люди на могиле, вещи мертвых в дом несут, а потом удивляются, почему кошмары снятся и дети болеют».

Максимов попробовал представить студию подвалом времен войны.

Получалось, ящик тащили в черную комнату.

Максимов обошел ее, ведя ладонью вдоль стен. Там, где стояла ваза с перьями павлина, ладонь обожгли холодные иголки. Вход в заваленный тоннель находился там, почувствовал Максимов. Но чтобы подтвердить, потребовалось бы содрать слой ДСП, доски и, вероятно, еще раздолбить стену.

Во время войны, спасая население Кенигсберга от бомбежек, комендант отдал приказ заложить между домами ходы сообщения — тоннели в человеческий рост и длиной до сотни метров. Очевидно, именно такое убежище стало склепом для четырех солдат. У хозяина студии, откопавшего завал, хватило глупости оставить вещи мертвых у себя.

Размышляя о человеческой глупости, Максимов мимоходом проверил карманы Карининой куртки.

Пачка сигарет. Горстка мелочи. И всего три купюры по десятке. Права на управление мотоциклом и легковым автомобилем. Паспорт скорее всего где-то прятала.

Имя и возраст она назвала правильно. Фотография соответствовала оригиналу, спящему сейчас в ванне. Отчество — Ивановна. С именем Карина сочеталось плохо, но смешанные браки никто не запрещал. Фамилия…

Максимов сунул пластиковую карточку на место. Бросил куртку на сундук.

Бесшумно вернулся в белую комнату, плюхнулся в кресло-мешок.

«Ну, конечно же, Дымова! — Он тихонько шлепнул себя по лбу. — Мог бы сразу догадаться. Так пилят и хают только горячо любимого и близкого человека. Детская обида… Судя по всему, развелся с мамой. Пил, конечно. А тут перестройка с нищетой началась. Разошлись. А Дымову подфартило: не приходя в сознание, стал парижанином. Там его Карина и нашла. Сравнила творческого папу с богатым отчимом… Нет, живут же люди. Бразильский сериал!»

Он встал, поднял с пола куртку Подумав, выпил «стременной», заел огрызком яблока. Рукавом куртки протер стаканчик, края столика, где могли остаться отпечатки пальцев. Вытер кинжал и полку стеллажа. Процедура бессмысленная в век анализа на микрочастицы, но привычка есть привычка. Окурок бросил в пачку сигарет, а ее положил в карман.

Напоследок осмотрел бело-черный подвал.

— Спасибо этому дому, пойдем к другому, — прошептал он.

На всякий случай заглянул в ванную.

Карина лежала в хлопьях пены. Как спящая Афродита. Потому что острые соски, затвердевшие от холода, соблазнительно торчали вверх, а ноги грациозно сплелись, как у античной статуи. Или как юная Офелия, выловленная из ручья. Потому что губы были фиолетово-черными, а лицо бледным. Мокрые волосы прилипли к щекам.

«Еще отморозит себе все на свете», — подумал Максимов и постучал по косяку.

— Бонжур, монами!

Веки у Карины дрогнули. В узкой щелочке появился зрачок. Потом закатился под верхнее веко.

— Подъем! — скомандовал Максимов.

Карина вздрогнула и распахнула глаза. Уставилась на Максимова.

— А, это ты! — наконец сообразила она. — Бр-р-р.

Она села, обхватив дрожащие плечи. Кожа сразу же пошла пупырышками.

— О, колбасит, — пролепетала она, перемежая звуки мелкой морзянкой зубов. — Я что, здесь уснула?

— Привычка, наверное, такая. Пьяный заплыв называется.

— Не подкалывай, — огрызнулась Карина. — Раз, два…три!

Она резво вскочила, повернулась спиной и врубила душ. Горячий дождь окатил ее с головы до ног. Смыл пену. Перед тем как ее окутало облако пара, Максимов убедился, что по копчику у Карины действительно ползет черная ящерка, а между острых лопаток синеет угловатая кельтская вязь.

Соблазн остаться был велик, но Максимов сделал над собой усилие и пошел по коридорчику к выходу.

Глава 8. Незначительное происшествие, не попавшее в сводки

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату