Мещеряков уставился взглядом в окно. На секунду глаза его подернулись птичьей поволокой. Показалось, что он смотрит, но ничего вокруг не видит.
— Я действительно был у кафе за несколько минут до выстрела. Даже зашел в кафе на несколько секунд. Потом вышел. Отошел шагов на двадцать. И услышал выстрел.
— Иными словами, вы находились на улице в двадцати шагах от места происшествия, — уточнил Злобин. — Уже неплохо.
Мещеряков резко повернулся.
— Послушайте, я не для того пришел, чтобы рассказать вам то, о чем и без меня известно, — проскрипел он.
— Чем больше свидетельских показаний, тем полнее картина, — спокойно возразил Злобин.
Мещеряков уставился на него своим птичьим бесстрастным взглядом. Злобин с неприязнью ощутил холодное посасывание в переносице.
— Я чувствую, вам я могу довериться, — после долгой паузы произнес Мещеряков. — Вы верите в паранормальные явления. Иначе у вас не стояла бы мощнейшая блокировка на спиртное. Не банальная кодировка, а высочайшего уровня блокировка сознания!
— Владлен Кузьмич, если честно, мне сейчас не до паранормальных явлений. — Злобин мысленно пообещал себе устроить Жарикову порку с летальным исходом. — В другое время, в другой обстановке — с превеликим удовольствием. Но сейчас давайте поговорим о том, что привело вас в отделение милиции. Что вы можете показать по сути происшедшего? — Он решил, что пора переходить на сухой официальный тон.
— Андрей Ильич, в местной газетке я прочел, что у погибшего не обнаружено следов насильственной смерти, — это так? — Мещеряков выжидающе замолчал.
— Вообще-то вопросы здесь задаю я. — Злобин помял воротник рубашки, резавший шею.
— Возьму на себя смелость утверждать, что вскрытие установило все признаки моментальной смерти. Как то: полнокровие внутренних органов, мелкие кровоизлияния в соединительной оболочке глаз… Не буду перечислять все. Скажу лишь, что причиной признана острая сердечная недостаточность. Как вариант — инфаркт. — Мещеряков произнес все тоном профессора, читающего лекции по основам анатомии.
Злобин медленно выдохнул.
— Откуда вам это известно?
Мещеряков усмехнулся, явно довольный произведенным эффектом.
— Я отвечу на все ваши вопросы, Андрей Ильич. Но прежде позвольте заявить, что я полностью отвечаю за свои слова. Во-первых, я дипломированный психиатр, доктор медицинских наук, имею печатные труды. Во-вторых, я, как указано в визитке, почетный член Академии парапсихологии и имею некоторое представление о том, какими средствами можно вызвать дистантное поражение жизненно важных органов человека.
Злобин успел взять себя в руки. Придвинул к себе кружку, погладил горячее стекло пальцем.
— Андрей Ильич, я дотрагивался до кружки? — Неожиданно спросил Мещеряков.
— Нет.
— И в кабинет я вошел, когда вы уже здесь находились, так?
— Конечно. — Злобин с трудом подавил раздражение. Ситуация вышла из-под контроля, и все начинало походить на дурацкий спектакль.
— Значит, чистоту эксперимента можно гарантировать. — Мещеряков достал из кармана плоскую коробочку, не больше сигаретной пачки. Поставил рядом с кружкой. Нажал кнопочку. — Смотрите.
Злобин протянул руку, чтобы смести со стола неизвестный приборчик, но замер, от неожиданности вдруг сперло дыхание.
Темная жидкость в кружке пошла мелкой рябью, потом загустела снизу и через несколько секунд разделилась на прозрачную воду сверху и плотный осадок на дне.
— Что это? — Злобин поднял тяжелый взгляд на Мещерякова.
Тот сидел, с таким видом, будто ничего особенного не произошло. На губах играла саркастическая улыбка.
— Черная магия, — проскрипел он. — Или чудо техники. Выбирайте, что вам более по вкусу.
— Я задал вопрос, — надавил голосом Злобин.
— Это маломощный излучатель, опасаться нечего. — Мещеряков взял приборчик, щелкнул кнопкой. — Внутри капсула с кристально чистой родниковой водой. Излучатель переносит ее свойства на любую жидкость. То, что вы сейчас видели, называется структурированием воды. Очистка — лишь побочный эффект. Я его использую не по прямому назначению, очищаю ту гадость, что течет из крана. А на самом деле он придает воде нужные свойства. Можно святить воду не хуже, чем это делают в церкви. — Он со значением посмотрел на Злобина. — А мог бы вставить капсулу со спиртом и превращать воду из-под крана в водку.
— А убить таким способом можно? — настороженно спросил Злобин.
— Безусловно, — авторитетно кивнул Мещеряков. — Вставим капсулу с анальгином, получим любое количество водного раствора анальгина и излечим головную боль. Если облучим цианистый калий — эффект будет, как вы понимаете, обратный. Но! — Он вскинул острый сухой палец. — На самом деле мы получим не раствор, а воду, имеющую свойства цианида. Понятна разница? Химическая формула воды останется, как в школьном учебнике, H2O, а структура вещества изменится. По своим свойствам она ничем не будет отличаться от раствора цианида. И действие произведет соответствующее.
— Иными словами, экспертиза яда не найдет, — заключил Злобин.
— Вы уловили суть, — похвалил его Мещеряков, словно принимал зачет у студента.
Злобин отодвинул от себя кружку. Обратил внимание, что кофе начал смешиваться с водой, цвет жидкости медленно выравнивался, становился мутно-коричневым.
— Да-да-да, — усмехнулся Мещеряков, перехватив его взгляд. — Через некоторое время вода вновь становится обычной водой. И никаких следов яда. — Он откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу. — Спешу упредить вашу профессиональную подозрительность, Андрей Ильич. Прибор абсолютно легален. Имеется российский, европейский и американский патенты. Япошки патентовать отказались. Как у них водится, модифицировали до нужного уровня и оформили патент на себя.
— И почему это чудо техники не выпускают серийно?
— Именно потому, что чудо! — Мещеряков покрутил в пальцах свой приборчик. — Ерунда, копейки стоит, но в серию в ближайшее время не пойдет. Кто же согласится остановить мощнейшие очистные сооружения, полностью переделать производства? И кто позволит загубить мировую индустрию лекарств? Не забудьте проблему экологии. Массам вбили в голову, что дальнейший рост производства погубит природу, чем подсознательно привили мысль, что машин, микроволновок и прочих благ цивилизации на всех не хватит, можно не выступать. Да, чтобы приблизиться к поводу нашей встречи, скажу, что американцы включили излучатели подобного типа в новый класс вооружений. Так называемая программа нелетальных средств ведения войны, не слышали?
— В смысле оружие массового поражения? — нахмурился Злобин.
— Нет, это дикость! — поморщился Мещеряков. — Всякие там атомные бомбы, зарины, фосгены и иприты… Красиво получилось с Хиросимой, но наш Чернобыль отрезвил даже самые горячие головы. Война в двадцатом веке стала экологически опасной. Подумайте сами: зачем бомбить запасы бензина противника, когда вот таким приборчиком можно облучить цистерну — и бензин превратится в воду?
Злобин по-новому взглянул на собеседника. Ни под одну из привычных категорий он не подходил. Таких, как Мещеряков, до сих пор доводилось видеть только по телевизору в передаче «Очевидное — невероятное».
Мещеряков тоже разглядывал Злобина. Вернее, ощупывал взглядом. Сначала Злобин ощутил холодное посасывание в переносье, затем в горле и под сердцем. Профессор уставился в его солнечное сплетение, Злобин: вспомнил про пятна на рубашке и придвинулся к столу.
— Что вы так смотрите? — спросил он.
— Да так… — Мещеряков усмехнулся своим мыслям. — Впрочем, это не так уж важно. Перейдем к делу?
— Давно пора. — Злобин приготовился записывать.
