к обочине, — значит, нацепили «хвост».
— Ты чего? — удивился Парамонов.
— Все, выходи. Приехали.
Николаев указал на белый киоск фирмы «Стефф». Полез в карман за деньгами.
— С ума сошел. Бешеные деньги за тощие сосиски! Да в моей обжорке мы за те же бабки лопнем. Поехали, Юрка.
— Нет, — отрезал Николаев. — Тебе сегодня, видимо, шлея под хвост попала. Не с ментами, так с черными сцепишься.
— Как скажешь.
Такой случай имел место всего два дня назад, и Парамонов понял, что спорить бесполезно. Взял деньги и вышел из машины.
«Черт, сорок лет мужику, а все дурак дураком», — подумал Николаев, наблюдая за своим замом.
Леша молодился из последних сил, стригся по последней моде почти налысо, до короткого, как поросячья щетина, ежика. Пальто предпочитал куртки, партикулярному пиджаку — разноцветные свитера, а обувь носил на толстой подошве. В одежде он сохранял фигуру бывшего кандидата в мастера спорта по современному пятиборью, но по совместному посещению сауны Николаев знал, что тело у Леши поросло плотным кабинетным жирком.
У самого, от рождения долговязого, с годами образовались только дряблые складки вокруг талии, все не хватало воли и времени согнать их в спортзале. Залысины от висков уже добрались к макушке. Бреясь по утрам, Николаев все чаще замечал, что курение и кабинетный труд на цвете лица благосклонно не сказываются. Но хватило ума и вкуса не броситься на битву с возрастом, как Парамонов. Просто стал подчеркнуто консервативен в одежде и научил себя не суетиться. Благопристойная степенность ему самому нравилась, и Николаев стал все чаще ловить на себе оценивающие взгляды молодящихся женщин.
Парамонов сразу же сунулся к окошку, проигнорировав студенческого вида парочку и деда ветеранской наружности. Дед возмутился, Парамонов вяло отругивался, при этом успевал руководить работой девочки в ларьке.
Вдруг Николаеву пришло на ум, что напарник не просто ел чипсы, а закусывал. Сунул руку под сиденье. Так и есть — банка пива. Парамонов успел отхлебнуть половину.
— Паразит! — процедил Николаев, пряча банку в кармашек сзади сиденья.
Его больше возмутило не то, что напарник баловался пивком, пока он мучался с Максимовым. Просто после Приднестровья Парамонов приобрел еще один недостаток. Теперь ему хватало полета водки или бутылки пива, чтобы уйти в состояние глубокомысленной задумчивости. После этого следовали либо полуобморочный сон, либо сомнамбулическое блукание по окрестностям. И то, и другое пагубно сказывалось на работе.
Парамонов вернулся, тяжко плюхнулся в кресло, протянул Николаеву коробку.
— На, травись на здоровье. — И первым откусил булку, из которой торчал хвостик тонкой сосиски.
Николаев жевал сочную сосиску и безвкусный, как промокашка, хлеб и думал, стоит ли посвящать напарника в суть операции или, пока не поздно, лучше отодвинуть в сторону. Пришел к выводу, что больше ему работать не с кем.
— Положение — хоть вешайся, — пробормотал он вслух.
— Ты о клиенте? — спросил Парамонов.
— И о нем тоже. — Николаев слизнул каплю майонеза, выползшую из булки. — Прижать нечем. Уголовке на него наплевать. Там чистой воды самострел. Киллер лопухом оказался. Засовывал пистолет в сумку и сдуру нажал на курок.
— А к кому приходил, выяснили? — спросил Парамонов с набитым ртом.
— Черт его знает! У мертвого же не спросишь. На четвертом живет коммерсант, импортной мебелью торгует. Под коптевской бригадой ходит. После дефолта все долги вытрясают, могли и заказать. На пятом, соседняя дверь с Максимовым, проживает теща начальника оперчасти Бутырки. Бабка, конечно, не при делах. А зять ее навещает. Кстати, вчера на полчаса опоздал. На радостях пьет до сих пор, даже больничный по такому поводу оформил.
— Правильно делает, — кивнул Парамонов. — Кто еще?
— Да черт их знает, Леша! Может, этот лох вообще заскочил в подъезд малую нужду справить? Пробило его, козла, от волнения, вот и не дошел, куда хотел.
— Бывает, — авторитетно заключил Парамонов. — Не к столу будет сказано, мог бы и поносом изойти на огневом рубеже, такое тоже часто случается. Ладно, ладно, не морщь нос, к слову пришлось! А Максимов как отреагировал?
Николаев проглотил кусок, помолчал.
— Понимаешь, ему все по барабану. Если разобраться, алиби у него стопроцентное. Мы с участковым соседку, Арину Михайловну, первым делом прощупали. Кстати, бабка — ветеран внешней разведки… Да, получается, Максимов не врет. Пришел, попил кофейку, поболтал со старушкой. Ничего подозрительного. Никаких признаков, что он кого-то замочил.
— Юра, алиби бывает в уголовном деле, — назидательно произнес Парамонов. — А тут, насколько я понял, насильственная смерть не вытанцовывается. Но с другой стороны, ЧП — лучший повод для знакомства.
— На этом его не взять, — убежденно заявил Николаев.
— Придумаем другое. — Парамонов принялся за новую сосиску — А лучше всего ударим в лоб. Так и спросим: где вы, гражданин, были в ночь с субботы на воскресенье? Какое отношение имеете ко взрыву на даче у вашего любимого дедушки? А чтобы поджилки тряслись, предварительно смажем ему дверную ручку пластитом. Он его по всей квартире разнесет. А мы заявимся с газовым анализатором, который загудит на запах взрывчатки. И мышеловка захлопнется. Закрывай клиента в камеру и прессуй, сколько душа пожелает.
— Фантазии у тебя, Леха! — поморщился Николаев.
— Не фантазии, а план оперативных мероприятий. Который я предлагаю тебе на утверждение.
Николаев проводил взглядом девчонку, спешащую к подземному переходу. Несмотря на прохладное утро, одета она была по-летнему, и что хотела предоставить на всеобщее обозрение, то и оголила по максимуму.
— М-да, растут детки-конфетки, — задумчиво протянул Николаев. — Ты бы видел, Леха, девку Максимова. Малолетка, но все при ней. И с норовом.
— Да, школьницы сейчас пошли… Читать-писать не умеют, но такому научат! — Парамонов даже перестал жевать, поедая глазами девчонку.
— Тебе лучше знать. Сколько раз за прошлую неделю твоя дочурка дома не ночевала?
Парамонов подвоха не почувствовал и даже не обиделся.
— Всю неделю и не ночевала. Ничего, к первому сентября найдется. — Он вдруг оживился. — Слушай, лично меня жаба душит! Мы тут геморрой себе наживаем, а клиент кувыркается с малолеткой, дрыхнет до обеда и плевать на все хотел. Давай ему жизнь испортим!
Голод притупился, и Николаев без всякого желания посмотрел на две котлетки в коробке, к ним прилагались несколько пакетиков приправ. Без них эти пережаренные комочки мяса, очевидно, внутрь было не протолкнуть.
Приспустил стекло, достал сигареты.
— Не в службу, а в дружбу, Леша. Сходи, купи что-нибудь попить. У меня эта сухомятка колом встала.
— Во! А в моей обжорке суп-харчо подают. За пять рублей, кстати, — проворчал зам, пристраивая коробку на панель.
Николаев загадал, что если Леха вспомнит о пиве, или принесет из ларька новую бутылку, то разговора не получится. Лучше уж использовать «втемную» молодняк отдела, чем подключить к делу алкаша и вместе с ним сгореть синим спиртовым пламенем. Нельзя доверять человеку, которому бутылка заменила ум, честь и совесть. Перефразировав таким образом партийный лозунг, он немного успокоился и стал ждать.
