что-то исконное, деревенское, столицей не подпорченное. Простой ситцевый халатик, прическа, какую носили в детстве Злобина школьные учительницы — прямой пробор и клубок косы на затылке, — а глаза… Злобин не смог смотреть в них больше секунды. Столько там плескалось горя и невыплаканных слез.
Едва войдя в квартиру, он сразу же определил, что живут здесь трудно, но честно. Пахло домом. И еще бедой. Валерианкой или какими-то сердечными каплями. Мебель старая, еще сэвовских времен, чешский гарнитур расставили по всем трем комнатам. Цветной телевизор с полированными боками, последний шедевр советской радиоэлектроники. Вышедшие из моды шторы, обои давно следовало сменить, но тем не менее, надо отдать должное хозяйке, смотрелось все уютно и аккуратно.
Злобин скользнул взглядом по полочкам серванта. Между посудой стояли семейные фотографии. Обычная семья. Из такой идут в армию. Но редко — в тюрьму.
Обычный набор книг в шкафу, какой появляется в любой семье ко второму десятку жизни: полные собрания сочинений классиков шестидесятых годов издания, серенькие томики «ЖЗЛ», купленные в педагогическом порыве, детские книжки в ветхих переплетах и школьные учебники литературы. Само собой — детективы. От Сименона до Марининой. Особняком стояли новенькие томики юридической литературы.
— Валентин — первый юрист в семье? — спросил Злобин.
Ирина Алексеевна сморгнула, промокнула пальцем уголок глаза.
— Да, — кивнула она. — Я, конечно, хотела, чтобы он шел в медицинский. Но Валя настоял на своем.
— Почему «конечно»? Вы врач?
— Нет, не сложилось. Фельдшер-акушер. Теперь, правда, на пенсии.
— А у меня жена — кардиолог, — подхватил тему Злобин. — Друзья подкалывали: женился на медичке. А мы уже сколько лет вместе, и тьфу-тьфу-тьфу. Может, для прокурорского это идеальная пара. Врач и следователь. По себе скажу, доброта докторская помогает. Озвереть не дает… У Владислава девушка есть?
— Была — Леночка. Не сложилось у них, — тяжело вздохнула Ирина Алексеевна. — Жалко. Хорошая девочка.
— И других не было?
— Откуда им взяться с такой работой! — с неприкрытой болью ответила Ирина Алексеевна.
Злобин отхлебнул чай. Следующий вопрос напрашивался сам собой, но он тянул время, давая матери собраться перед новой порцией боли.
— Ирина Алексеевна, Валентин сильно пил? — тихо спросил он.
Она лишь кивнула и закрыла глаза ладонью.
— М-да, у нас это вроде профессионального заболевания, — попытался неловко смягчить горечь Злобин.
— И Валя так говорил! Слово в слово. А сам уже без бутылки пива не засыпал, — запричитала Ирина Алексеевна. — Придет за полночь, а от него уже водкой разит. Выключит на кухне свет и сосет свою «Балтику девятую». Потом ногами прошаркает в свою комнату и рухнет как мертвый.
Злобин встал. Положил руку на вздрагивающее плечо Ирины Алексеевны.
— Ну-ну, не плачьте. Все через это прошли. Я тоже пил до чертиков. А потом в момент бросил.
— Правда? — глухо спросила она, вытирая глаза.
— Пять лет не пью, честное слово.
Злобин в эту минуту был противен сам себе; ничего не мог поделать с прокурорской натурой: одна часть ее утешала, искренне сострадая горю матери, а другая находила и цепляла в памяти мелкие детали, из которых потом сложится полная картина.
Дверь в комнату Валентина была открыта, и Злобин тщательно обшарил ее взглядом. Ничего выпадающего из общего стиля квартиры. Ни дорогой радиоаппаратуры, ни компьютера, ни календарей с голыми девочками. Или Валентин жил, как научили отец с матерью, или у него была своя норка, обставленная и оборудованная на нетрудовые доходы.
— А у вас дети есть, Андрей Ильич? — спросила Ирина Алексеевна.
— Дочка, — машинально ответил Злобин.
— С дочкой проще. Маме помощница… Выдать замуж за порядочного и работящего, все на сердце легче. Хотя порядочным и работящим сейчас хуже всех приходится.
Злобин поморщился. Не хотелось переходить к формальной процедуре, но ничего не поделаешь.
— Ирина Алексеевна, извините меня… Но Валентин, скажем так, пропал… Мы начинаем розыскные мероприятия. Полагается осмотреть жилище пропавшего. Ну, на предмет установления… Может, он паспорт с собой взял зимнюю одежду. Значит, уехал. Вы понимаете?
— Я понимаю. Конечно, конечно. — Она в последний раз всхлипнула, достала из кармана платочек и быстро промокнула глаза.
— С вашего разрешения, — скороговоркой пробормотал Злобин и шагнул к дверям комнаты Валентина.
— Андрей Ильич, вы в сны верите? — остановил его на пороге тихий голос Ирины Алексеевны. «Черт, истерика началась… Не дай Боже», — с тоской подумал Злобин. Но тут предчувствие больно укололо под лопатку. Он повернулся.
— Да, Ирина Алексеевна, верю. Особенно если это сны матери.
Ирина Алексеевна терзала в пальцах платочек,
— Мне сон приснился. Валик… Живой, улыбается. Говорит: «Мама, никому не верь. Никаких денег я не брал». — Она подняла на Злобина измученный взгляд. — Поверьте, он не брал этих денег. Мой Валик просто не мог!
Злобин вернулся на свое место. Сел, протянул через стол руку и накрыл ладонью ее пальцы, все еще комкающие мокрый платочек.
— Ирина Алексеевна, какие деньги?
Женщина высвободила руку, сунула в карман, чуть помедлив, достала и выложила на стол пластиковую карточку. «Виза» с фамилией и инициалами владельца. Латиницей, выпуклыми буквами значилось «Валентин С. Шаповалов».
— Так! Уже кое-что.
Злобин потянул карточку к себе. За отпечатки на пластике уже не беспокоился, все затерто матерью.
— Где нашли? — быстро спросил он.
— В столе у Вали. Верхний ящик. Под коробочкой с карандашами.
— Потом покажете. Когда нашли?
— Сегодня ночью. Как сон увидела.
Злобин нагнулся. У ножки стола лежала папка, в ней он по привычке носил комплект бланков. Достал нужный.
— Ирина Алексеевна, сейчас я оформлю протокол изъятия. Чтобы у нас все по правилам было. — Злобин щелкнул ручкой, приготовившись писать. — Но перед этим скажите, кто еще входил в комнату сына, кроме домашних?
— Ребята с его работы. Вчера приезжали. Задавали те же вопросы, что и вы.
— Кто именно?
— Леша Пак, его Валя Корейцем называл. Второго не знаю. Молодой парень, из новеньких.
— Пак служит в прокуратуре?
— Нет, в нашем ОВД, заместитель по розыску.
— Ясно.
Злобин достал еще один бланк — протокол допроса свидетеля.
Ирина Алексеевна тяжело откинулась на спинку стула и прижала ладонь к сердцу.
— Что же теперь будет, Андрей Ильич?
— Ничего. Искать будем вашего сына. Сходите, пожалуйста, за соседями, за теми, кто не болтлив. Карточку следует изъять в присутствии понятых.
— Господи, позор-то какой! — выдохнула Ирина Алексеевна.
