— Злобин из Калининграда? — выдохнув спросил Имран.
«Слишком быстро пробили. Очевидно, не только у Миши здесь знакомые. Кто-то и за мной следил», — мелькнуло в голове Злобина.
— Да, это я, — с достоинством ответил он.
— И надолго к нам? — спросил Имран.
— Как Бог даст.
Ответ Имрану понравился, он выставил улыбке ряд золотых коронок. И тут же задал следующий вопрос:
— Иса Мухашев — твоя работа?
«Кажется, влипли, — с тоской подумал Злобин. — Если Иса ему кем-то доводится, можем ноги не унести. Вот уж аукнулась так аукнулась Петышна стрельба».
Плечо Барышникова, которым он невольно касался Злобина, напряглось. Но внешне Барышников ничуть не изменился, все так же добродушно щурился.
Тянуть с ответом не стоило, Имран мог превратно истолковать слишком долгую паузу.
— Иса сгорел по глупости, — начал не торопясь Злобин. — В Калининграде был такой деятель — Музыкантский. Он развел на деньги мелкого спекулянта Филю. Подписал Ису Мухашева прикрыть. Иса все по понятиям растолковал Филе, но тот обиделся. Вышел из квартиры и сразу же позвонил в РУБОП, стукнул, что Иса держит в заложниках Музыкантского.
Барышников нервно хмыкнул и покачал головой.
— Когда РУБОП снес двери на хате, Иса или кто-то еще, их там пятеро было, он неожиданно выстрелил в рубоповца. Стрелял первым, за слова я отвечаю. — Злобин специально сделал паузу, выделяя последнюю фразу. — Как действует в таких случаях РУБОП, надеюсь, наслышан. Итог — пять трупов. Музыкантского освободили, и он той же ночью рванул в Литву. С тех пор он в розыске.
— А этот конь педальный? Как его… Филя?
Имран умело играл незнание. Злобин был абсолютно уверен, что вся история ему отлично известна. Перепроверял информацию безусловно, но главное — пробивал его, Злобина.
— Пришлось сажать, — холодно усмехнулся Злобин. — За прошлые грехи и говнистый характер. Не надо на друзей стучать и РУБОП под пули подставлять. До кучи взяли Гарика Яновского, он в том деле с Музыкантским в доле был. Вот и вся сказка.
В глазах Имрана мелькнул хищный огонек.
— Погоняло Яновского не знаешь? — давя в себе какой-то особый интерес, небрежно спросил Имран.
Злобин сразу же почувствовал, что интерес Имрана таков, что Яновского будут резать на куски, пока не ответит.
— Мне с ним чифирь не пить, на что он откликается — без разницы. Но если желаете знать, Имран, сдал ли Яновский общак Исы, то — да. Добровольно. И собственноручно заяву на сей счет накатал, в деле она осталась. Есть возможность — проверьте.
Имран сделал каменное лицо.
— Сколько там было? — сухо спросил он.
— Это уже тайна следствия. — Злобин откинулся на спинку стула. — Но наводку дам. Деньги хранились в ячейке Балтийского банка. Спросите у них, думаю, не откажут.
Имран криво, по-волчьи усмехнулся.
— Есть еще что мне предъявить? — спросил Злобин.
— Ничего я тебе предъявлять не буду, — с расстановкой произнес Имран. — А кое-кому — придется.
Злобин отдавал себе отчет, что дни Фили и Гарика Яновского сочтены, буквально сегодня же на зону уйдет малява, а Музыкантского будут искать до конца, от ножа ему не уйти. [20]
Но совесть Злобина молчала. По закону эта братия уже срок получила, если к ним есть претензии со стороны воровского закона — их проблема, работнику прокуратуры Злобину на это по большому счету наплевать.
Имран раздавил окурок в пепельнице. Двумя руками пригладил седые волосы на висках. Кожа у глаз при этом натягивалась, отчего его лицо еще больше приобретало волчьи черты.
— Где барсетку помыли? — небрежно спросил он.
— В бильярдной «Лиана», — подал голос Барышников.
Злобин почувствовал, что нервная тряска, гулявшая по плечу Барышникова, пропала. Сам тоже расслабился, достал сигареты и закурил.
— Ждите. Если хотите, поужинайте. Имран встал из-за стола. Барышников повернулся к Злобину.
— Андрей Ильич, мясо здесь готовят замечательно.
— Ну если ты так уверен, — включился Злобин в игру «я — начальник, ты — дурак».
Имран щелкнул пальцами, подзывая официанта. Сам растворился в полумраке.
На питание, как понял Злобин, Барышников оперативных фондов не жалел. Заказ делал обстоятельно, не особо считаясь с ценами. И ел со вкусом и с расстановкой, долго отдыхая между сменами блюд.
— Если коня не кормить, он пахать не будет, — ответил он на ироничный взгляд Злобина. — Ты ешь, Андрей Ильич, не стесняйся. Лучший способ убить время — хорошо потрескать. И нервы успокаивает, и организму сплошная приятность.
Он отвалился от стола, похлопал себя по животу. Глаза сделались осоловелыми, лицо расслабилось. Но Злобин почувствовал — играет. Барышников сидел лицом к залу, от него зависело, что и как о них думают.
Как только ушел Имран, вокруг их кабинки образовалось невидимое кольцо, в которое время от времени проскальзывал официант.
— Сорок минут, — Злобин бросил взгляд на свои «наградные» часы.
— Дай людям поработать. Мы бы неделю искали. — Барышников налил в бокал вина. — С твоего разрешения, — обронил он. Сделав два глотка, добавил: — И для конспирации. А то сидим, как два голубых на первом свидании. Сам, наверное, боишься развязать?
— Ничуть. — Злобин пригубил вино.
— Странно.
— А я не завязывал, не кодировался и не насиловал себя Миша. Просто перестал. Встретил хорошего человека — и как рукой сняло.
— Серьезный специалист? — спросил Барышников.
— Очень. — Злобин решил не распространяться, что человек этот стал для него Навигатором. Помогающим не сбиться с курса.
— Странно. — Барышников причмокнул, то ли пробуя на вкус слово, то ли смакуя вино. — И вообще странный ты мужик, Ильич. Уж извини за откровенность.
— И в чем это выражается? Не в этом, я надеюсь? — Злобин указал на бокал.
— Ну, это в нашей среде не странность, а уникальность, — натужно хохотнул Барышников. — Но не о том речь. Странный ты тем, что слишком лихо работаешь. Правильно, но лихо. Прешь к цели, будто никого вокруг нет, и тебе наплевать, что уже не одному любимую мозоль отдавил. Москва, Ильич, такое не любит. Здесь паутина интересов. Многослойная и не нами сплетенная. Это я к тому говорю, что этап сбора информации ты, как я понял, уже закончил. Вот-вот начнешь хватать и сажать. Упаси господь делать это без оглядки. Могут не понять. Щелкнут по носу — ерунда. А ну как по голове?
— Еще про семью напомни, — подсказал ему Злобин.
Барышников тяжко вздохнул.
— Про семью ты сам помнить должен. — Он описал вилкой в воздухе круг. — Но и Москва — большая семья. Тут такая сага о Форсайтах — зачитаешься! Все свои и все друг друга жрут. И если тебя прикрывает Иван Иванович, то всегда найдется Семен Семенович, который твоего благодетеля на дух не переносит. А Семеныча мечтает подсидеть Петр Петрович, который в вечных контрах с лучшим другом Иван Ивановича. Понятно излагаю?
