зеленым абажуром освещала заправленную железную кровать с шишечками на спинке, платяной шкаф, низкий столик перед большим зеркалом. Сидевшая возле стола женщина поднялась, выжидающе глядя на сержанта. Он удивился спокойствию, сквозившему в ее движениях. Участвуя в обысках и арестах он нагляделся всякого, но такого хладнокровия, если не сказать безмятежности, просто не ожидал.
– Лада Алексеевна Белозерская? Вот ордер, вы арестованы по обвинению в антисоветской деятельности.
Она подошла ближе и сержант увидел, что она совсем молода – не больше двадцати двух, двадцати трех лет. Темный шерстяной костюм облегал ее статную фигуру, голова с точеными аристократическими чертами лица была высоко поднята, серые глаза смотрели внимательно, но без враждебности. Русые, почти пепельные волосы, были подстрижены коротко, как у комсомолки на агитационном плакате.
– Я готова, – сказала она, и только тут сержант увидел стоящий возле стола небольшой чемоданчик, – что за стрельба была?
– Где у вас телефон?
– В прихожей.
Старуха посторонилась, пропуская его к черному аппарату, висевшему на стене. Спрятав пистолет, он снял трубку, набрал номер. «Простое дело чуть не провалил! Что, первый год в органах?» – чертыхаясь про себя, представил он реакцию начальства.
– Слушаю? – возник в трубке недовольный, чуть хриплый голос.
– Товарищ майор, докладывает сержант Кривокрасов, арест произведен…
– Так в чем дело? Вези ее сюда!
– У нас двое раненых и один убитый.
– Что? Вооруженное сопротивление?
– Нет, какие-то уголовники напали на подходе.
– Черт тебя возьми, – рявкнули в трубке, – простое дело поручить нельзя! Высылаю помощь. Арестованную не упусти.
– Так точно, – Кривокрасов вытянулся и осторожно опустил трубку на рычаг.
Присутствующая при его разговоре пожилая женщина куда-то исчезла, из комнаты вышла девушка с чемоданчиком в руке.
– Где раненные?
– Вы врач?
– Будто вы не знаете, – слегка усмехнувшись, ответила она, – медсестра, работаю в Боткинской.
– Ладушка, вот, возьми, – пожилая женщина протянула ей сверток.
Девушка развернула его, и Кривокрасов увидел набор медицинских инструментов, бинты, вату.
– Спасибо, бабуля, – девушка поцеловала ее в щеку, – не скучай. Если будет возможность – я напишу.
– С богом, – женщина перекрестила ее.
Неся в одной руке чемоданчик, в другой сверток с бинтами, девушка прошла к входной двери. Кривокрасов, растерянно поглядев на старуху, захлопнул дверь в комнату, пошарил по карманам в поисках сургуча и печати, но, вспомнив, что сургуч был у Четвертакова, выругался и погрозил пальцем старухе.
– До обыска не входить.
Он нагнал девушку на лестнице. На первом этаже кто-то заскребся за дверью, в образовавшуюся щель выглянуло любопытное лицо мальчишки лет десяти. Кривокрасов цыкнул на него, обогнал спускавшуюся по ступеням девушку и первым вышел во двор.
Дождь прекратился. Серый рассвет заливал двор рассеянным светом.
Девушка приостановилась возле тела Четвертакова, приложила пальцы к шее, поднялась, качая головой.
– Ему уже не помочь.
– Сам знаю, – буркнул Кривокрасов.
На улице все было тихо. Сержант взглянул на часы – половина пятого. Дождевые тучи, казалось, нависли над самыми крышами. В безветренном воздухе стоял запах пороха и крови, заглушивший тонкий, почти неуловимый аромат распускающихся листьев. Здоровяк, которого Кривокрасов приложил в лоб рукояткой «ТТ», пришел в себя и, лежа на боку, поглядывал на стоящего над ним дворника. Вид у того был воинственный: с метлой наперевес он похаживал между лежащими, косясь на сидящего в машине Валиулина.
– Издрастуй, Лада. Вот, видишь, совсем война тут.
– Здравствуй, Равиль.
– Товарищ командир, – дворник вытянулся, поставил метлу к ноге, как винтовку, – вот этот, – он указал на здоровяка, – просил сильно: развяжи, говорит, черт не русский, я тебя резать стану! Ха, нашел дурака – я его развяжи, а он меня резать…
Белозерская присела возле Скокова, отвела его руку и, обернувшись к Кривокрасову, попросила помочь уложить раненного. Вдвоем они помогли Скокову прилечь прямо на тротуар. Лада вытащила из брюк окровавленную рубашку и развернула свой медицинский набор. Оторвав кусок марли, она смочила его из банки. В воздухе поплыл резкий запах спирта. Осторожно протерев кровь вокруг раны, она слегка надавила на края. Из ровного разреза булькнула кровь.
– Так, его надо срочно на операционный стол, – сложив марлю в несколько слоев, она прибинтовала ее к разрезу, опустила рубашку, – кто еще ранен?
– В машине сидит, – буркнул Кривокрасов.
Вдвоем они стащили с Валиулина гимнастерку. Тот морщился и охал, Белозерская обработала рану на плече, повернулась к Кривокрасову.
– Пуля застряла в мягких тканях, рана болезненная, но ничего серьезного. Надо только удалить пулю. Я думаю, проблем не будет. Вы вызвали врача?
– Вызвал.
– Я могу осмотреть других? – она кивнула в сторону бандитов.
– С ними порядок.
– И все-таки…
– Нет, – отрезал Кривокрасов, – садитесь в машину.
– Давайте, хотя бы, перенесем сюда раненного.
С помощью дворника они перенесли Скокова к машине, положили на заднее сиденье. Лада, несмотря на недовольство Кривокрасова, обработала рану на голове уголовника. Тот смотрел на нее снизу вверх прищуренными глазами, морщась, когда спирт попадал в ссадину. Перебинтовав ему голову, Белозерская шагнула к второму бандиту.
– Садитесь в машину, – скомандовал сержант.
– Но…
– Он не ранен, – Кривокрасов усмехнулся, – просто, возможно, детей не будет. Оно и к лучшему.
– К ушибленному месту надо приложить лед и…
– Ага. И в санаторий отправить. Об этом мы позаботимся.
Белозерская приподняла лежащего навзничь на сиденье Скокова и устроила его голову у себя на коленях. Сержант захлопнул дверцу и подошел к лежащим на мостовой бандитам.
– Ну-ка, Равиль, погуляй чуток.
– Слушаюсь, товарищ командир, – дворник сделал почти идеальный поворот «кругом» и отошел в сторону.
Кривокрасов присел на корточки, не спеша вытянул из пачки папиросу, закурил. Парень с повязкой на лбу настороженно следил за ним. Ноздри бандита задергались, ловя табачный дымок.
– Ну, парень, рассказывай, – мирно предложил Кривокрасов, – кого ждали, кто навел?
– Так исповедь не ведут, начальник, – лениво процедил парень, – ты меня за стол усади, папироску предложи. Тогда и разговор будет. А так базарить – порожняк гонять.
– Ты думаешь, на уголовку нарвался? – сержант затянулся, вынул из кармана удостоверение, – на, смотри, – раскрыв книжечку он поднес ее к прищуренным глазам парня. – Читать умеешь?
Бледное лицо парня побелело еще больше, хотя казалось, что это невозможно. Он сморщился, словно
