— Ну, сто грамм не повредит.
Рогозин, прислушивавшийся к разговору, с надеждой посмотрел на девушку.
— Если только сто грамм.
Корсаков принес коньяк, налил полстакана. Приподняв Рогозину голову, он поднес стакан к его губам, но тот укоризненно взглянул на него.
— Чего еще не хватало, так это чтобы меня поили, как младенца, — Рогозин взял стакан, медленно выцедил коньяк и облегченно откинулся на подушку.
— Никогда не видел, чтобы младенцев поили коньяком, — проворчал Корсаков, наливая себе.
— Ты тоже ранен, любимый? — кротко спросила Анюта.
— А стресс? А физическое и нервное истощение? — Корсаков залпом проглотил коньяк, выдохнул. — Ладно, что там с машиной?
— На Гоголевском встретишь. Наверное, уже пора идти.
— Игорь, только без ментов, — попросил Рогозин.
— Сделаем, Борисыч, — Корсаков пошел к выходу. — А ты пока, смотри, к моей женщине не приставай. На нее надежды нет, только на тебя уповаю, на твою честность, порядочность и…
— Иди уж, — Анюта подтолкнула его к лестнице, — трепло кукурузное.
— Вот поправлюсь, обязательно отобью, — пообещал, слабо улыбнувшись, Рогозин. — Ребята, окно откройте пошире. Что-то совсем херово мне.
Корсаков распахнул настежь окно, накинул толстовку взамен мокрой и перемазанной землей и кровью рубашки и сбежал по лестнице.
Ветер почти стих, небо светлело, в лужах отражались фонари. Корсакова слегка знобило то ли от прохладного влажного воздуха, то ли от напряжения, которое постепенно отпускало его. Коньяк делал свое дело: он чувствовал себя расслабленным и почти спокойным. Даже не верилось, что схватка на Ходынском поле произошла именно с ним, а не была увидена в кино. Однако ладонь еще помнила шершавую рукоять меча, перед глазами мелькали оскаленные морды и искаженные лица. Память запечатлела их за мгновение до того, как меч обрывал жизнь, превращая тела в пепел. Корсаков замедлил шаг и закрыл глаза. Он будто бы вновь чувствовал, как клинок входит в плоть, почти не встречая сопротивления, как перерубает доспехи, легко, словно прутья, переламывает кости. Вдруг Корсаков ощутил, что улыбается, что руки чуть заметно подрагивают, словно повторяя удары, финты, выпады. Ему понравилось упоение схваткой, понравилось чувствовать себя хозяином чужих жизней…
Внезапно ему стало страшно.
— Вот, значит, что мне предстоит… — пробормотал он, — вот куда вы меня втянули… — Игорь остановился, оглянулся, но особняк уже скрылся за домами.
Постояв несколько мгновений, Корсаков пошел вперед. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее — Рогозину требовалась срочная помощь, а со своими ощущениями, чувствами и мыслями можно будет разобраться потом.
Бело— синий, с красным крестом и надписью «Реанимация» «мерседес» подъехал через десять минут. Корсаков поднял руку, и машина притормозила возле него —видимо, Сань-Сань описал Корсакова. Игорь влез на длинное переднее сиденье, без труда уместившись рядом с водителем и хмурым невыспавшимся врачом.
— Куда? — коротко спросил врач.
— Направо, а там я покажу.
— Какие травмы?
— Порезы и ушиб грудной клетки, — чуть замявшись, сказал Корсаков.
— Если криминал, то мы обязаны сообщить, куда следует, — предупредил врач.
— Разберемся, — пробурчал Корсаков. — Вот возле этого дома остановите.
Врач подхватил чемоданчик и вслед за Корсаковым направился к двери. На лестнице Игорь пропустил его вперед.
— Наверх и налево.
Врач кивнул и не спеша стал подниматься.
Анюта встретила его в дверях спальни, показала на Рогозина.
— Задремал только что, — сказала она. — Очень тяжело дышит.
— Ну, если может спать, значит, жить будет, — буркнул тот, направляясь к постели.
Анюта вышла в холл, присела в кресло и обхватила плечи руками.
— Ты как? — спросил Корсаков.
— Нормально, только знобит немного. Наверное, не выспалась. Игорь, можно я с вами в больницу поеду?
— Поехали, — пожал плечами Корсаков. — А что такое?
— Потом объясню. Не хочется одной оставаться.
— Что-то произошло? — Корсаков включил чайник и присел на стул напротив девушки.
— Произошло, только мне еще надо в этом разобраться, — задумчиво сказала Анюта.
В дверях спальни показался врач.
— Так, — сказал он, — больного мы забираем. Самое меньшее — это перелом нескольких ребер, и я опасаюсь, как бы осколки не прошли в легкие. Кроме того, сильный внутренний ушиб. Можно подумать, его лягнул дикий мустанг. Порезы на лице и руках. Предупреждаю еще раз: я обязан докладывать о подобных случаях.
— Доктор, давайте приедем в больницу, а там видно будет.
— Хорошо. Кто за ним ухаживал?
— Мы, — не сговариваясь, ответили Анюта и Игорь.
— Ага… Тогда вот что скажите: давно он задыхается?
Анюта взглянула на Корсакова. Тот кивнул.
— Еще в дороге начал, — пробормотал он. — Больше часа.
— Ну, значит, сомнения прочь, — решительно проговорил врач. — Я спущусь, позову санитаров. Поможете ему, — он кивнул на спальню, — спуститься.
— Я поеду с вами, — сказал Игорь.
— Это невозможно.
— Нам что, позвонить вашему начальству? — Анюта поджала губы.
Врач снял очки, протер их полой халата. Без очков его лицо стало на удивление несерьезным, почти детским.
— Это ваш родственник? — спросил он.
— Скажем: старший товарищ, — улыбнулся Корсаков, стараясь разрядить возникшую напряженность.
— Хорошо, один может поехать в нашей машине, — согласился врач.
— А больше и не нужно, — отрезала Анюта и пошла одеваться в ванную комнату.
Врач заглянул в спальню и, досадливо крякнув, бросился к Рогозину: тот спустил ноги с кровати и попытался встать.
— Лежите, лежите, вам нельзя…
— Воздуху… воздуху дайте, — хрипел Рогозин, хватая врача за халат. — Пустите, суки, дайте вздохнуть!
— Помогите мне, — обернулся врач к Корсакову.
— Что надо делать?
— Чемоданчик мой подайте… а, черт, держите его! — врач оторвал от себя Рогозина и бросился к чемоданчику.
В комнату заглянула Анюта.
— Что тут происходит.
— Помоги, — Корсаков пытался прижать бьющегося Рогозина к кровати.
Анюта подбежала, схватила Рогозина за руку, которой тот отпихивал от себя Игоря. Рогозин оказался на удивление крепким. Корсаков с Анютой едва удерживали его, тем более что старались причинить ему как можно меньше боли. Лицо Рогозина побагровело, стало наливаться синевой. Подскочил врач.
