секунд за ней последовали Сет и доктор, оставив Калеба стеречь лошадей.
Доктор сразу же прошел в хижину, а Сет остался снаружи, у порога, охваченный непонятным страхом. Что он скажет сыну? В довершение ко всему ему припомнилась вчерашняя сцена и свой собственный жестокий отказ от матери. Что, если его сын отвернется от него? Как перенести такую боль?
Но тут же он посмеялся над своей глупостью. Его сыну было всего два года, и в таком возрасте вряд ли он может судить об отце. Без сомнения, когда пройдет робость, которую поначалу испытывают большинство детей к незнакомцам, они быстро подружатся. Охваченный желанием поскорее познакомиться со своим сыном, он торопливо вошел в дверь.
Внутри оказалась одна комната, примитивно украшенная разными шкурами животных, прибитыми к стенам, вероятно, для защиты от ветра. Пол был земляной, а в дальнем углу находился грубый каменный очаг.
Это жилище было ветхим и грубым, но кто-то явно пытался сделать его более уютным. Разноцветные осенние листья и яркие гроздья рябины стояли в глиняной вазочке на обшарпанном столе. Круглый цветастый половичок лежал возле кровати, накрытой одеялом с веселым рисунком из красных, белых и синих вееров. Возле кроватки, над которой кто-то прикрепил несколько нарисованных кроликов, склонились Пенелопа, доктор Ларсен и еще два человека.
Сет в несколько шагов преодолел небольшое расстояние между порогом и кроваткой. Люди расступились перед ним, освобождая ему место возле ребенка. Стоявшая рядом незнакомая женщина заговорила с ним, но он был настолько поражен видом своего сына, что ее слова не доходили до него.
Никогда еще он так остро не ощущал проклятия своей дурной крови, как в тот момент, когда смотрел на скрюченные ручки и ножки своего ребенка. Его шок медленно уступил место горестному чувству вины. Ноги у Сета неожиданно ослабели, и он опустился на колени.
Господи! Какой же тяжкий грех он совершил, за что так страшно наказан? И как, во имя всего святого, Творец, которого считают бесконечно добрым, милостивым и справедливым, мог быть таким жестоким и выместить свой гнев на невинном ребенке?
Пока Сет стоял на коленях возле сына, хуля Бога и проклиная самого себя, он почувствовал прикосновение к своей руке.
— Его зовут Томас Альберт, как моего дедушку, — услышал он голос Пенелопы.
Слишком подавленный, он ничего не смог ответить и только тихо кивнул.
— Я знаю, мне следовало предупредить тебя о… несчастьях Томми, — произнесла она, запнувшись на слове «несчастья». — Но я… я не знала, что сказать. Я надеялась, что как только ты его увидишь, это не будет иметь никакого значения.
Умоляющие нотки в ее голосе заставили его резко повернуться и взглянуть на нее. Пенелопа с тревогой смотрела на него, как бы заклиная простить их сыну его недостатки и попытаться полюбить его, несмотря на них.
В ее глазах он увидел страх. Возможно, она боялась что он не полюбит сына из-за его физических недостатков. Но именно ее невысказанный страх вызвал в нем неожиданно сильное чувство отцовства. Мысль о том, что он или кто-то другой будет избегать ребенка просто из-за того, что он не такой, как все, показалась ему слишком чудовищной.
Но Сету было известно, что, к сожалению, это случалось довольно часто. Еще в приюте ему встречалось много брошенных детей, чьи родители не смогли полюбить их, потому что они были больны. Ему вспоминались эти бедные создания, которых все отвергали и презирали, давая им грубые прозвища. Ему было больно за них тогда, и это приводило его в ярость сейчас.
В тот момент, когда Сет взял в руку маленький, крепко сжатый кулачок своего сына, он молча поклялся, что его сын никогда не будет страдать оттого, что он не такой, как другие. Он позаботится о том, чтобы Томми встречал только любовь и доброту, чтобы его лелеяли, как никого другого.
Сет улыбнулся, глядя на своего сына, его сердце наполнилось нежностью.
— Он такой красивый, — прошептал он Пенелопе.
Сет осознал это, отпуская ручку ребенка, предоставляя доктору Ларсену возможность осмотреть его. Несмотря на красноватые пятна, покрывавшие его кожу, и отеки на лице, он был очень красивым мальчиком. Да разве могло быть иначе, если его матерью была Пенелопа?
— Сет? — едва слышно прошептала Пенелопа.
— Да? — Он оторвал взгляд от ребенка и посмотрел на нее. В ее глазах стояли слезы, но она улыбалась с нежной благодарностью, что еще больше укрепило его решимость сделать все для их сына. Ради блага Томми… и ради нее.
— Спасибо.
Он покачал головой и нежно улыбнулся в ответ.
— Нет, это тебе спасибо за такого чудесного сына.
— Ребенок очень болен, — объявил доктор, хотя для всех присутствующих это было очевидно. — У него очень высокая температура и организм обезвожен. Не могу сказать наверняка, но подозреваю по его высокой температуре и судорогам, как их описывала мисисс Сколфилд, что инфекция проникла в мозг.
— В мозг? — повторила Пенелопа, ее страх отразился и на лице, и в голосе. — Но он поправится, правда?
Доктор медленно поднялся.
— Я собираюсь быть совершенно откровенным с вами, миссис Тайлер, — сказал он, все еще ошибочно принимая их с Сетом за супругов. — Когда инфекция попадает в мозг здорового ребенка, я далек от оптимизма, но у меня есть надежда, что выздоровление возможно. Однако когда ребенок такой слабенький и хрупкий… — Он покачал головой.
Пенелопа побледнела, и Сет был уверен, что она упадет в обморок. Обняв ее за талию и притянув к себе, он приободрил ее:
— Томми поправится. Мы вместе поможем ему выкарабкаться. — Он твердо верил в это. Он только что нашел своего сына, и будь он проклят, если теперь потеряет его навсегда. Переведя взгляд на доктора, он спросил: — Что можно сделать? Чем помочь ему?
Доктор Ларсен снова покачал головой.
— Я оставлю капли, которые вы будете давать ему каждые четыре часа. Кроме того, все, что я могу посоветовать, — постараться по мере возможности понемногу кормить его и протирать теплой водой, чтобы снять жар.
— Можно ли его перевезти в город? — спросил Сет, стремясь обеспечить своему сыну наибольший комфорт.
— Нет. Он слишком слаб для такого путешествия. — Доктор наклонился поближе к Сету. — Ты тоже выглядишь не лучшим образом, сынок, — заметил он. — Почему бы тебе не лечь там, — он указал на кровать с цветастым покрывалом, — и тогда я осмотрю тебя.
Сет начал было протестовать и утверждать, что с ним все в порядке, но Пенелопа перебила его:
— Хватит спорить, Сет. Тебе нужно снова зашить рану на голове и промыть порез на руке. И не забудь про бедро. Я заметила свежую кровь на твоих брюках, когда ты садился на лошадь.
Сет сморщился. Разве можно было забыть о той ране? Она чертовски беспокоила его, и если бы голова не разрывалась на части от боли, то Сет, вероятно, не смог бы ехать верхом. Но он продолжал колебаться, боясь отойти от сына.
— Давай, — поторопила Пенелопа, приободряюще сжав его руку. — Сейчас ты все равно ничего не можешь сделать для Томми. Мы с Минервой… Ох! — Она виновато взглянула на пожилую чету, которая молча стояла возле кроватки, взявшись за руки и обмениваясь беспокойными взглядами. — Простите меня. Сет, это Сэм и Минерва Сколфилды, они заботились о Томми. Я все расскажу тебе позже.
Сет поднялся, чтобы поприветствовать их, затем последовал за доктором Ларсеном к кровати.
— Снова сражался, сынок? — спросил доктор, поставив свой саквояж на маленький столик возле кровати. Когда Сет кивнул, подавив новый приступ тошноты, Ларсен неодобрительно покачал головой. — Не очень хорошее пристрастие.
— И уж конечно, не по моему собственному выбору, — пробормотал Сет, оберегая свою раненую левую ягодицу, когда садился на кровать.
— Я так и думал. — Доктор открыл свой черный саквояж и стал доставать оттуда все необходимое, в том
