Севастополь…
Южная бухта. Швартуемся у Каменной пристани. Командир сбегает по трапу и попадает в крепкие объятия высокого майора в летной форме. Они хлопают друг друга по спинам, смеются.
— Ждали, ой как ждали! — говорит летчик.
— Спешили, как могли, да бора выматывала нас до самой Ялты, — извиняется Буль.
— Да-а, бора приятный ветерок! — восклицает летчик. — А видели вы, как действуют на противника удары реактивными снарядами? Зрелище, прямо скажу, впечатляющее, похлеще боры! Враг боится этих ударов, как черт ладана.
Над Севастополем стояло утро нового, тысяча девятьсот сорок второго года.
… — А вызвал я вас затем, чтобы объявить задачу, — сказал командир бригады и предложил капитан-лейтенанту Булю подойти ближе к карте.
— Вот Ак-Мечеть на северо-западном берегу. Надо заминировать вход в порт, преградив тем самым доступ вражеским кораблям. Есть вопросы?
— Ясно.
Минный заградитель загрузили, и спустя четыре часа прозвучал сигнал боевой тревоги. Путь предстоял недалекий. Я не отрываюсь от перископа, фиксирую каждую замеченную деталь, попадающую в поле зрения. Западнее удаляется от нас катер, вправо плывут присыпанные снегом пригорки, скупо освещенные зимним солнцем. А вот и залив. В нем застыли рыбацкие каюки. Дальше вижу черепичные крыши, глинобитные заборы, кривые улочки. Бывал я не раз в Ак-Мечети, бродил под жарким солнцем, слушая бесконечный рев ишаков. Сейчас здесь не видно ни единой арбы, ничего живого. Подходит командир.
— Полюбуйтесь, Станислав Петрович, — говорю ему, — развлекаются рыбной ловлей, как вроде бы и войны им нет…
Буль поднимает тонкую оконечность перископа, качает головой:
— Не по своей воле, их принудили…
Я снова прильнул к окуляру, и мне хочется протестовать. «Эй вы, беззаботные и равнодушные к людскому горю, — обращаюсь мысленно, — опомнитесь, не ловите рыбу для оккупантов!»
— Заметил? — спрашивает Буль.
В самом деле, каюки видны отчетливо, в одном мужчина и два мальчика выбирают сети, снимают багром с крючка рыбу. На корме пристроился четвертый. Так и есть, солдат, играет на гармошке, между ног зажат автомат. В других шлюпках женщины с мальчишками, но непременно рядом восседают стражи.
Бесшумно приближаемся к бухте. Миновали сигнальный пост, знаки входного створа. Сонный притихший городок наплывает, увеличивается в размерах. Вижу здание бывшего клуба, у входа низко над землей свисает фашистский флаг. Видимо, там разместился штаб гарнизона или полиция.
На подлодке объявлена боевая тревога, экипаж приготовился. Стрелка секундомера пока не добежала до нужного отсчета, запас пеленга есть, и мне остается терпеливо ждать очередной команды. Работает эхолот, вспышками неоновой лампочки показывает расстояние от киля до грунта.
— Еще немного, — слышу над самым ухом. Это Станислав Петрович. По голосу его не чувствуется, что мы под носом у врага ставим мины, с риском для жизни выполняем опасное задание.
— Вот теперь прекрасно, полный порядок, — прямо-таки нежно шепчет Буль. — И потом громче и более властно; — На пеленге!
Минный заградитель поворачивает на боевой курс, берег уплывает вправо. Командир делает знак инженеру-механику, тишину нарушает минный телеграф. Из шестого отсека рокочет минер.
— Первая!
Теперь началось. Тарахтя, раскатывались на роликах мины, завывал насос. Противнику трудно услышать этот шум, и все-таки мы настороже. Пугаешься даже ударов собственного сердца, затаиваешь дыхание. Сила нашего оружия — тайна. Морская мина опасна, пока не знают, где она стоит. Известная мина уже не оружие — пустой балласт.
Минный заградитель чиркает килем по песку. Застыли на местах трюмные и рулевые, не спускают глаз с приборов Буль и его помощники.
— Пятая… Седьмая… Двенадцатая… Семнадцатая… Двадцатая…
— Двадцатая, — повторяет переговорная. Умолкли ролики, остановились моторы миносбрасывателей, затихли команды. Минные трубы заполнила морская вода. Лодка поворачивает от берега и уходит все дальше, дальше, в глубь моря. Кривые переулки, горбатые крыши прячутся за горизонтом.
Свободные от вахты собрались в кубрике: помощник командира Митрофанов, военком Илларионов, главстаршина Бадаев, минер Муратов. Гляжу и с трудом узнаю своих товарищей. Заостренные носы, ввалившиеся щеки, синие круги под глазами. Один только Буль на высоте, выглядит так, будто с прогулки возвращается. Невольно позавидуешь натуре Станислава Петровича, Уселся уютно в сторонке с военкомом, ерошит стриженый ежик. Слышу, начинает разговор:
— Ты помнишь, комиссар, в клубе выступала блондинка, пела под баян…
— напевает мечтательно. И эти бесхитростные звуки уводят каждого из нас в мирную жизнь, в домашний уют… А за бортом негромко рокочет море.
Почему тревожились чайки
Он с тревогой наблюдал за движением секундной стрелки. Каждый ее прыжок приближал утро, а ему надо было затемно успеть отойти на глубину, потому что до восхода солнца над заливом появятся самолеты.
Склонившись над картой, он наносил фарватеры, створы, волнорезы, все, что потребуется командиру подлодки, который придет сюда топить вражеские корабли.
Будильник неумолимо отсчитывал время: тик-так, тик-так… Хоть бы на десять, на пять минут продлить. «Малютка» прощупывала входы и выходы в порт, словно сама была живым существом и понимала, что надо торопиться, успеть затемно выполнить задачу.
Но июльская ночь быстротечна. За кормой уже светало, сквозь туман вставал чужой порт, главная база военно-морского флота противника на западном побережье Черного моря.
Командир оторвался от стола. Разведал все, что можно было разведать за короткую ночь. Тайна противника в его руках. Теперь остается пройти минное поле, а там глубины, для «Малютки» простор и раздолье.
В каюте было душно. Евгений Генрихович расстегнул китель, автоматически вынул портсигар и зажигалку, но тут же спрятал в карман. В этот момент послышались резкие звуки. Трудно было уловить, откуда они идут. Он прислушивался, застегивая китель. Что могло стрястись? Неужели минреп?
Так оно и было, зацепились за минный трос.
Звуки начали затихать, и Евгений Генрихович, втайне надеясь, что все обошлось, спросил штурмана, как обстоят дела. Но ответа не услышал. «Малютку» швырнуло в сторону, со стола полетела на пол стеклянная пепельница, в каюте все затрещало и зазвенело.
Сразу нельзя было понять, в чем же причина. Командир стал запрашивать отсеки, но никто ничего определенного не мог сказать. Взрыва мины не было. Может, лодка коснулась минного защитника? Тогда откуда это завывание, шипение, будто за бортом пожарные машины поливают из брандспойтов?
Свист и шипение вскоре затихли. Но лодка беспомощно лежала на грунте, лодка была повреждена.
Вскоре выяснили и причину. Оказалось, что произошел редкий в практике подводников случай: парогазовая торпеда зацепилась хвостовым оперением за волнорез из-за неисправности механизма
