– Где, интересно, сейчас Трайн? – вспомнил вдруг Амос.
– Кто?
– Трайн. Помнишь того ученого тьяйерца, который во время абордажа покусал Зверя, – усмехнулся Мердок, вспоминая вредного маленького ученого.
– А, помню. Он, в отличие от тебя, сразу слился с действительностью, – кивнул командор. – Сейчас он наверняка вовсю реализуется в исследовательских центрах Бергштайна. Ведь моя Леда сейчас принадлежит Триону.
Дик замолчал, о чем-то печально задумавшись. Мердок не решался нарушить эти воспоминания. Но командор сам нарушил их.
– Знаешь, чего я сейчас хочу, может быть, больше всего? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я больше всего хочу исполнить две вещи. Заплатить по очень старым счетам и вернуть свою Леду обратно.
– Заплатить по счетам? – удивился Мердок. – Это философское желание или ты имеешь в виду что-то конкретное?
– Конкретнее не бывает, – нахмурился Дик. – Это не образное выражение. Это долг крови, мне необходимо рассчитаться с совершенно конкретным человеком.
Мердок неожиданно для себя отчетливо вспомнил разговор, который состоялся у него с командором несколько лет назад, когда он отплатил за своего убитого пилота, освежевав прямо в баре виновника этой смерти. Не хотел бы Амос ни при каких обстоятельствах оказаться кровным врагом Дика.
– За командоров Союза Пяти? – неуверенно спросил пилот.
– Возможно, и за них. Этого я пока не знаю. – Дикаев сам разлил текилу по опустевшим стаканчикам. – Это мне еще предстоит выяснить. И готовый мне в этом помочь, к счастью, уже есть.
– Тогда… – начал Мердок, но вдруг ответ на вопрос, который вертелся на губах, сам пришел к нему в голову. – Черт! Ты, верно, вскрыл конверт Хайеса?
– Я вскрыл конверт, который так долго вез мне Хайес, – подтвердил командор. – И если бы он попал ко мне раньше, многого не случилось бы и многие остались бы сейчас живы. Прости, я не стану тебе говорить о содержимом конверта. Это только мое. И это очень личное. Я сам не представлял, насколько личное.
– Ты уверен, что он прилетит? – спросил Стингрей, бросив взгляд на большие стрелочные часы, висящие над входом в небольшой уютный ресторанчик.
Агенты пришли сюда слишком рано, и теперь каждый допивал уже по второй чашке черного кофе.
– Непременно заявится через две минуты, – ответил Фь Илъюк, взглянув на коммуникатор. – Ему это не менее нужно, чем нам.
– Если его после получения твоей информации прикончат, то нам это будет совершенно бесполезно, – сказал Майкл, доставая сигареты. – Не возражаешь?
– Да, пожалуйста, – пожал плечами гурянин. – Он не тот человек, которого можно просто так прикончить. Хотя вы, люди, всегда слишком осложняете себе жизнь эмоциями и всяческой ежедневной хандрой. Ваша беда в том, что вы не способны жить без этой шелухи, создав покой в своих душах и воспринимая то, что дает жизнь, как должное. Вы только в своих киборгах создали то, чему, скорее всего, завидуете. Холодный разум при нормальных, без чрезмерности, эмоциях.
– Вот это речь! – восхитился Стингрей. – И это ты философствуешь об эмоциях? Уж я – то видел, каким ты бываешь нормальным, без чрезмерности. Не вешай мне лапшу на уши.
– А я не говорил, что не подвержен эмоциям. Я только сказал, что всему свое время. Я бешусь в бою, плачу, когда гибнет друг, смеюсь, когда мне весело. Но какой смысл расстраиваться, когда причина эмоций недосягаема. Зачем я буду тосковать о Гуре, если знаю, что он далеко, и, даже если я залью слезами все вокруг, ближе он не станет.
– Ладно, философ, все это я уже слышал и не спорю, что нервы у вас, гурян, покрепче, чем у многих. Но не говори, что люди такие плаксы, а то кто-нибудь в это поверит.
– Вот так всегда, – усмехнулся Фь Илъюк. – Ты даже спорить не хочешь. А между тем это самый надежный способ убить время.
– Конечно, – согласился Майкл. – Но уверен, что желание убить тебя возникнет у меня гораздо раньше, чем умрет это время. Хотя тебе повезло: ожидание кончилось.
Он кивнул в сторону входа, где на пороге возникли двое людей. Оба были высокими и широкоплечими. Но у одного из них вместо одной ноги и одной руки были вживленные протезы, а глаза заменяла высококачественная оптическая система видения, подобная той, что ставили на некоторых моделях киборгов. Второй отличался гривой черных, как смоль, волос и такого же цвета аккуратной бородкой.
– Возвращаясь к разговору об эмоциях, заметь, мы, гуряне, чаще других занимаем места, где необходимы здоровые эмоции и устойчивая психика, – зашептал гурянин, глядя на людей, направляющихся в их сторону. – Многие великие воины вышли из нашего народа. Возьми хоть адмирала Баука.
– Не спорю, адмирал Баук – великий воин, ставший при жизни легендой, – ответил с улыбкой Стингрей. – Но ты забыл один небольшой нюансик. Это вы подписали мирный договор, поняв, что у такого вида, как мы, выиграть невозможно.
Это был запрещенный удар, так как любой гурянин болезненно относился к проигранной Гуром войне. Однако Фь Илъюк прекрасно знал истинное отношение Майкла и к нему лично, и к его народу.
– Это потому, что во всей Вселенной нет другой расы, где процент идиотов и непредсказуемых сумасшедших личностей так же велик.
– Ты про гурян?..
– Про вас, кретин!.. – загоготал Фь Илъюк.
– Мир вашему дому, господа! – заговорил подошедший человек с протезами. – Надеюсь, вам сопутствует
