Каждый раз, подходя к дому Флоры Мигель, — даже если там никого не было, — Сантьяго Насар проводил ключами по металлической сетке на окне. В тот понедельник она ждала его, держа на коленях шкатулку с письмами. Сантьяго Насар не мог видеть ее с улицы сквозь металлическую сетку, но она увидела его еще до того, как он поскребся в окно ключами.

— Входи, — сказал она ему.

Никогда еще никто, даже врач, не вступал в этот дом раньше 6.45 утра. Сантьяго Насар только что расстался с Кристо Бедойей у лавки Ямиля Шайума, и внимание стольких людей на площади было приковано к нему, что невозможно понять, как никто не заметил, что он вошел в дом своей невесты. Следователь искал хоть кого-нибудь, кто бы это видел, искал так же упорно, как и я, но не нашел. На листе 382 своего отчета он снова написал на полях красными чернилами: «Рок делает нас невидимыми». А суть в том, что Сантьяго Насар вошел в дом через парадный вход, на глазах у всех, не стараясь остаться незамеченным. Флора Мигель ждала его в зале, зеленая от злости, в платье со злосчастными рюшечками, которое надевала в особо торжественных случаях, она вложила шкатулку ему в руки.

— Держи, — сказала она. — И хоть бы тебя убили!

Сантьяго Насар так растерялся, что шкатулка выпала у него из рук и письма, писанные без любви, рассыпались по полу. Он бросился за Флорой Мигель в спальню, но она заперла дверь на щеколду. Он постучал в дверь, а потом позвал ее, слишком громко и требовательно для столь раннего часа, так что сбежалось все перепуганное семейство. Если считать старых и малых, единокровных и связанных брачными узами, сошлось человек четырнадцать, не меньше. Последним вышел Наир Мигель, отец: рыжебородый и в бедуинском бурнусе, вывезенном из родных мест — дома он всегда ходил в нем. Я видел Наира Мигеля много раз, он был огромен и величав, но более всего меня поражал его всегдашний авторитет.

— Флора, — позвал он на своем языке. — Открой дверь.

Он вошел в спальню к дочери, а все семейство ждало — не сводило глаз с Сантьяго Насара. Стоя на коленях, тот собирал с полу письма и складывал в шкатулку. «Как будто на него была наложена епитимья», — сказали они мне. Наир Мигель вышел из спальни через несколько минут, подал знак рукой, и семейство мигом исчезло.

Он заговорил с Сантьяго Насаром тоже по-арабски. «Я сразу же увидел: он понятия не имеет, о чем я толкую», — сказал мне Наир Мигель. Тогда он напрямик спросил: знает ли Сантьяго, что братья Викарио караулят его, чтобы убить. «Он побледнел и потерялся так, что нечего и думать, будто притворялся», — сказал Наир Мигель мне. И согласился, что поведение Сантьяго Насара вызвано было не столько страхом, сколько растерянностью.

— Ты сам знаешь, есть у них основания или нет, — сказал он Сантьяго Насару. — Но в любом случае у тебя только два пути: или спрятаться здесь, этот дом — твой, или выйти отсюда с моим ружьем.

— Ни черта не понимаю, — сказал Сантьяго Насар.

Только это и сказал, и сказал по-испански. «Он походил на мокрого цыпленка», — сказал мне Наир Мигель. Ему пришлось взять из рук Сантьяго Насара шкатулку: тот не знал, куда девать ее, чтобы открыть дверь.

— Их двое против тебя одного, — сказал ему Наир Мигель.

Сантьяго Насар вышел. Люди между тем уже расположились на площади как в дни парадов. Все увидели, как он вышел, и все поняли: он уже знает, что его собираются убить, и был так взволнован, что не находил дороги к дому. Говорят, кто-то подсказал ему с балкона: «Не туда, турок, через старый порт». Сантьяго Насар поискал, откуда голос. Ямиль Шайум крикнул, чтобы он шел к нему в лавку, а сам кинулся искать охотничье ружье, но никак не мог вспомнить, куда засунул патроны. Со всех сторон понеслись крики, и Сантьяго Насар несколько раз оборачивался, сбитый с толку: столько людей кричало разом. Ясно было, что он собирался войти в дом через кухню, но потом, видно, вспомнил, что парадная дверь открыта.

— Вот он идет, — сказал Педро Викарио.

Они оба увидели его одновременно. Пабло Викарио снял пиджак, положил на табурет и развернул свой похожий на ятаган нож. Прежде чем выйти из лавки, оба брата, не сговариваясь, перекрестились. И тут Клотильде Армента ухватила Педро Викарио за рубаху и закричала Сантьяго Насару, чтобы он бежал, что его хотят убить. Крик вырвался такой пронзительный, что перекрыл все остальные. «Сначала он просто испугался, — сказала мне Клотильде Армента, — он не знал, кто кричит и откуда. Но как только он увидел ее, он увидел и Педро Викарио, который оттолкнул ее так, что она упала, и догнал брата. Сантьяго Насар был в каких-нибудь пятидесяти метрах от собственного дома и побежал к парадной двери».

За пять минут до того, в кухне, Виктория Гусман рассказала Пласиде Линеро то, о чем уже знали все. Пласида Линеро была женщиной с крепкими нервами и не позволила себе выказать ни малейшего признака тревоги. Она спросила у Виктории Гусман, говорила ли та что-нибудь ее сыну, и Виктория солгала, будто еще ничего не знала, когда он спустился выпить кофе. Дивина Флор, все еще намывавшая полы в зале, в это же самое время увидела, что Сантьяго Насар вошел в парадную дверь и поднялся по винтовой лестнице в спальню. «Привиделось наяву, — рассказала мне Дивина Флор. — В белом костюме, а в руках что — не разглядела, вроде как букет роз». И потому, когда Пласида Линеро спросила о нем, Дивина Флор ее успокоила.

— Минуту назад он поднялся к себе, — сказала она ей.

Тогда же Пласида Линеро увидела и записку на полу, но поднять ее не догадалась и о том, что в ней говорилось, узнала гораздо позднее — кто-то показал ей записку в суматохе разыгравшейся трагедии. Через дверь она увидела братьев Викарио, бежавших к дому с ножами наготове. С того места, где она находилась, она видела их, но не видела собственного сына, который бежал к двери с другой стороны площади. «Я подумала, они хотят войти сюда и убить его в доме», — сказала она мне. Она подскочила к двери и захлопнула ее. Она задвигала засов, когда услыхала: кричит Сантьяго Насар и кто-то ужасно колотит кулаками в дверь, но решила, что он наверху вышел на балкон своей спальни и оттуда осыпает бранью братьев Викарио. Она пошла наверх — ему на помощь.

Сантьяго Насару нужно было еще несколько секунд, и он бы вошел в дом, но тут дверь захлопнулась. Он успел несколько раз кулаками ударить в дверь и повернулся, чтобы, как полагается, в открытую встретить своих врагов. «Я испугался, когда столкнулся с ним лицом к лицу, — сказал мне Пабло Викарио, — он показался вдвое больше, чем был». Сантьяго Насар подставил руку, чтобы отразить первый удар, который Педро Викарио нанес ему справа прямым ножом.

— Сволочи! — крикнул он.

Нож пропорол ему ладонь правой руки и по рукоятку ушел в подреберье. Все услышали, как он закричал от боли:

— Ой, мама!

Педро Викарио резким и точным рывком человека, привыкшего забивать скот, нанес ему второй удар почти в то же самое место. «Странно, что нож выходил сухим, — заявил Педро Викарио следователю. — Я ударил его не меньше трех раз, а крови не упало ни капли». После третьего удара Сантьяго Насар обхватил руками живот, согнулся пополам и, замычав, словно раненый бык, попытался повернуться к ним спиной. И тогда стоявший слева Пабло Викарио нанес ему кривым ножом единственную рану в поясницу, и кровь, ударив струей, намочила рубаху. «Кровь пахла им», — сказал он мне. Сантьяго Насар, смертельно раненный трижды, снова повернулся к ним лицом и привалился спиной к двери материнского дома, он даже не сопротивлялся, будто хотел одного: помочь им поскорее добить его с обеих сторон. «Он больше не кричал, — сказал Педро Викарио следователю. — Наоборот: мне почудилось, он смеялся». Оба продолжали наносить удары ножами, легко, по очереди, словно поплыв в сверкающей заводи, открывшейся им по ту сторону страха. Они не услышали, как закричал разом весь город, ужаснувшись своему преступлению. «Такое было чувство, будто скакал на коне», — заявил Пабло Викарио. И вдруг оба очнулись, вернулись на землю — они выбились из сил, а Сантьяго Насар, казалось, никогда не упадет. «Какое это дерьмо, братец, — сказал мне Пабло Викарио, — если б ты знал, как трудно убивать человека!» Желая одного — покончить с этим раз и навсегда, Педро Викарио отыскал, где сердце, но искал он его под мышкой — там, где оно бывает у свиней. Сантьяго Насар не падал только потому, что они сами поддерживали его, пригвождая ударами к двери. Отчаявшись, Пабло Викарио полоснул его горизонтально по животу, и все кишки, брызнув, вывалились. Педро Викарио собирался было сделать то же самое, но рука у него от ужаса дрогнула, и он только взрезал наискось ляжку. Еще мгновение Сантьяго Насар держался, привалясь к двери, но тут, увидев блеснувшие на солнце чистые и голубоватые собственные внутренности, упал на колени.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату