— Да, да, я не возражаю. Пойдемте.
Они не успели ничего заказать. Времени терять, расплачиваясь, не пришлось.
Шешель предпочел показать, что ничего не заметил. Но у него был цепкий взгляд, хорошая реакция и неплохая память. Иначе… нет. Ему просто повезло. От многих, кто обладал еще более обостренными чувствами, фортуна отворачивалась. Теперь они спят в могилах, разбросанных по всему миру.
Лица всех троих, несмотря на приглушенный свет, хорошо отпечатались в его мозге. Они делали вид, что больше интересуются меню, отпуская друг другу колкие замечания по его содержанию.
— Филе оленины с перечным соусом и запеченными овощами, миноги из Великого Устюга с горчично- медово-яблочной заправкой. Что думаете, господа?
— Фу. Как примитивно! Они бы еще кашу гречневую здесь написали.
Шешель знал, что точно так же они могли взяться за обсуждение его внешности и одежды. Но когда они все вместе, точно кто-то команду дал, глянули на него, приготовленные заранее слова так и не слетели с их губ. Что-то остановило их. Иначе… он не стал бы с ними драться, отвешивать каждому из них пощечины, а предложил бы им извиниться. Их было трое, но все вместе они не стоили и одного из тех английских матросов, с которыми он много лет назад дрался в портовой таверне Марселя. Тогда он уложил на деревянные доски таверны двоих, прежде чем кто-то из оставшихся на ногах ударил его бутылкой по лицу, отправляя в нокаут…
Они не выдержали его холодный, тяжелый взгляд, отвернулись, занялись своими делами, но теперь говорили потише.
— Пойдемте отсюда господа, нам здесь делать уже нечего.
Опять демонстративно громкий голос, рассчитанный не только на тех, кто сидел за столом, но чтобы его услышал и Шешель, а в особенности Спасаломская. Она схватила Шешеля за руку, сжала пальцы. На коже синяки, наверное, останутся или следы от ногтей. Почему же эта троица так напугала ее?
Шешель криво улыбнулся. Он увидел черное авто. Не составляло большого труда догадаться, кому оно принадлежит. Вот только хозяева ошибаются, если думают, что смогут на целый вечер превратиться в тень, которая везде следует за Спасаломской. Она была им нужна, а вовсе не Шешель. Он стал кое о чем догадываться.
«Авто слишком тяжелое и неповоротливое, — подметил Шешель. — На таком стены пробивать хорошо. При столкновении у пассажиров большие шансы совсем не пострадать, а вот маневрировать на улицах — неудобно. Особенно если надо за кем-то гнаться».
Он чуть задержался в дверях, оглянулся, и, хотя во взгляде его злобы не было, троица замедлила шаг, остановилась, стала по карманам рыться, будто проверяли, не забыли ли что-то. Взгляд Шешеля действовал на них как гипноз. Он развил эту способность, когда, сидя в аэроплане, где защитой от пуль служат фанерные борта, проткнуть которые можно и пальцем, внушал вражеским пилотам: «промахнись». У него хорошо это получалось. Ведь он жив, а те, кому он внушал это, — нет.
Через секунду все они справились с заминкой, но к этому времени Шешель уже не смотрел на них, выйдя из ресторана.
— Уже уходите? Неужели не понравилось? — расстроился отставной фельдфебель.
— Мы еще вернемся, — обнадежил его Шешель. — У вас хорошо.
— Буду рад вас видеть.
Елена молчала. Не стоит расспрашивать ее об этой троице. Все равно ничего не скажет, а если и начнет говорить, то это наверняка испортит ей настроение на весь оставшийся вечер и поправить его уже никак не удастся. Лучше тогда сразу отвезти ее домой.
Они могли оказаться ее поклонниками, которые слишком навязчиво добиваются расположения актрисы, или, напротив, они были из числа тех, кто благосклонность Спасаломской потерял безвозвратно, но надеется, что положение это можно исправить, на самом деле делая его все хуже и хуже. Какая разница? Она хорошо их знала. Все еще была растеряна и совсем не защищена от вопроса: «Кто они?», но Шешель задавать его не стал.
Он положил саквояж с вещами в багажник, сел в авто, сросся с ним, будто его нервные окончания проникли во все механизмы «Стального ветра», и теперь он чувствовал, как их обтекает масло, а по шлангам течет бензин. Он походил на современного кентавра, у которого ту часть, что была от коня, заменили на механизм. Современный кентавр должен выглядеть именно так. Кавалерия — устарела.
Резкий короткий визг покрышек. Они чуть прокрутились по мостовой, высекая из нее огонь, но смогли добыть лишь дым, а потом резина наконец-то смогла зацепиться за камень, оттолкнуться от него, посылая авто вперед, как камень из пращи, скорость которого со временем не уменьшалась, а увеличивалась.
Они ехали по каким-то маленьким улочкам, распугивая прячущихся на выгребных ямах котов. Два авто здесь не разъедутся, повстречайся они друг с другом, будут стоять лоб в лоб, как бараны, пока кто-нибудь из них не додумается дать задний ход. Низко нависали старые прогнувшиеся балконы. Елене казалось, что они могут задеть верх авто, а железные прутья вгрызутся в брезент, как гнилые зубы. Прутья торчали из стен, похожие на остатки ампутированных конечностей, безобразно вылезая из камня, как куски костей. Этак какой-нибудь балкон, не ровен час, обвалится прямо на авто и погребет его вместе с пассажирами.
Слишком много поворотов. Преодолевая большинство из них, авто чуть не царапалось бортами о стены. Их разделяли даже не сантиметры, а счет велся на ширину человеческих волосков. Она забыла, что позади них едет черное авто. Оно отстало. Когда, она не заметила. Спасаломская сбилась, считая все повороты, которые они проехали, и не смогла бы восстановить в памяти весь путь. На домах табличек не было. Она не знала, где они сейчас находятся. Она прежде не забиралась в эти районы. О, в этом что-то есть. Похититель. Как она раньше не догадалась? Шешель втерся к ней в доверие, чтобы похитить ее. Что же он потребует за свободу? По телу пробежали мурашки, в ногах опять появилась слабость, как в тот раз, когда она впервые села в свое авто вместе с Шешелем.
— Вы хорошо знаете город. Откуда? Вы ведь первый день здесь. Или раньше бывали?
— Бывал, конечно. А еще, когда в поезде ехал, карту изучал. Хорошая карта. Пока все правильно.
— А куда мы едем? — спросила она.
— Хочу проведать давнего знакомого. Я думаю — вам понравится.
— Знакомого?
— Да. Вместе служили в эскадре генерала Гайданова.
— Так он тоже пилот, отошедший от летной практики?
— Не совсем. Даже совсем не пилот, хотя многие его за такового принимали. Он работал в наземных службах, а еще писал стихи. Может, и сейчас пишет. Знаете ли, во время войны был очень популярен. Подписывался псевдонимом К. С. Не знаете такого?
— Нет. Не припомню.
Елена сдвинула брови, делая вид, что думает. Может, и на самом деле что-то вспоминала. На лбу у нее появились две морщинки. Шешель залюбовался ими, одернул себя. Муниципальные власти поскупились поставить здесь много фонарей. Они походили на оазисы света в пустыне тьмы. Чуть отвлечешься и стены не миновать. Он попробовал помочь актрисе.
— «Я птица с перебитыми крылами, лечу к земле, чтоб отдохнуть». Тоже не помните?
— Смутно припоминаю. Да, я читала его. А он лирику пишет?
— Раньше — нет. Все больше воздушными сражениями мысли занимал. Мне говорили, что он недавно книгу выпустил, но что в ней, я не знаю.
У черного авто не было ни единого шанса удержаться у них на хвосте, пусть пассажиры ее и пилот и не задержались бы на старте, слишком долго усаживаясь на свои места. Они везде теряли секунды и быстро отстали. Елена перестала оглядываться. Черное авто она там не увидит. Оно выключило фары и слилось с темнотой.
Шешель откровенно издевался над ними, впрочем, не переступая ту грань, за которой, чтобы не потерять свое достоинство, противники его перейдут к более активным действиям. Они не смогут протаранить его. Нет. Шпионы-любители. Затеяли за ним погоню, полагая, что он обычный отставной офицер, а значит, противник не опасный, никак на хищника не похожий. Их следовало проучить. Подстроить так, чтобы «Олдсмобиль» въехал в телеграфный столб или в стену, но люди невинные тогда пострадают — хозяин дома, да и когда телеграфные провода порвутся, без связи район останется, пока сюда ремонтники
