династии на территорию современных провинций Шэнси, Ганьсу, Цинхай, смешавшихся с китайцами, но сохранивших мусульманскую религию и обычаи.
Дунгане носили китайскую одежду, но брили головы, как мусульмане. Они чтили законы Магомета и считали китайцев язычниками.
Дунганское восстание началось еще в 1862 году. Вспыхнуло оно с необычайной силой в провинции Ганьсу. Непосредственным поводом к восстанию послужило введение китайскими правителями налогов для изыскания средств на борьбу с тайпинами – крестьянскими повстанцами. Гнев дунганского народа обрушился на слуг богдыхана, купцов, феодалов, нещадно угнетавших национальные меньшинства.
Пламя восстания разгоралось.
Пржевальский узнал, что дунгане бродят не только вокруг Чейбсена, но ими наводнена вся провинция Ганьсу.
Облаченные в черные халаты, с фитильными ружьями, пиками и трезубцами в руках, дунгане метались в голубых ущельях.
А по следам дунган шли китайские мандарины из Пекина и выбивали «хой-хой» (мусульман) из занятых ими городов.
Целых двенадцать лет тянулась дунгано-китайская война, окончившаяся жестокой расправой над дунганами.
Пржевальскому надо одно – пройти к Кукунору навстречу свистящим копьям, ветру, зною и морозу!
Пржевальский тепло вспоминал пребывание в Чейбсене, на реке Тэтунге.
Гремучая река катила свои волны по каменистому дну. Густые леса поднимались по горным уступам, выше начинались альпийские луга.
Встретил русских настоятель Чейбсена – Ловзен-Гобден Шабджобнима.
Русские в Чейбсене осмотрели буддийские святыни. Здесь стоял сверкающий позолоченной кровлей кирпичный храм, украшенный тысячью идолов из Долоннора. Храм звался Тарлым-сэн-сэрлан. Он считался главным. Кроме него, в Чейбсене было еще два меньших храма.
Пржевальский измерил высоту, на которой стоял Чейбсен: 9350 футов.
Тангутский караван уже давно расстался с нашими путниками. Они двигались к Кукунору со случайными проводниками, монголами-скотопродавцами, спрятав коллекции в кумирне Чертынон у гыгена- живописца.
И вот совершилась неизбежная встреча, которой Пржевальского пугали еще в Петербурге.
Сто конных дунган, держа наперевес ружья и копья, соблюдая странное молчание, двигались навстречу русским.
Дунгане знали, что путники, спускаясь с перевала, должны пройти длинное, узкое ущелье.
Дунганские всадники спокойно и уверенно заняли единственный гранитный выход. Казалось, было слышно, как дышали дунганские кони и потрескивали фитили тяжелых ружей, похожих на весла.
Монголы-проводники бормотали молитвы и закрывали глаза.
Великий Охотник велел монголам вести верблюдов, а сам с Пыльцовым, Чебаевым и маленьким Дондоком Иринчиновым выступил вперед и взял штуцер на руку. Десять, двадцать шагов... тридцать...
Дунгане торопливо приложились к весловидным ружьям. Залп! Пули дунган упали на дно ущелья, не долетев до горсточки храбрецов. Расстояние уменьшалось, стали отчетливо видны лица всадников.
Вдруг дунгане поворотили коней и, уступив дорогу каравану, рассыпались в стороны.
Так отряд прошел ущелье и двинулся по тибетской дороге, по которой уже десять лет не ходил ни один караван лхасских паломников. Черные шатры в стойбищах тангутов в долине Тэтунга давали приют путешественникам. Пржевальский смотрел на людей с черными, как у цыган, волосами, почти орлиными носами и с иным, чем у китайцев, разрезом глаз. Тангуты были настолько, выносливы, что спали на мерзлой земле. Китайцы звали их народом сифань. Землю, на которой жили тангуты, сами они называли страной Амдо.
26 ноября 1872 года на берегу заветного озера Кукунор русские казаки поставили истрепанную бурями палатку своего начальника. Зачарованное голубое озеро с соленой водой лежало в оправе из снежных гор. Кукунор еще не покрылся льдом, и свежий ветер гнал к востоку медленные волны.
«Мечта всей моей жизни исполнилась. Заветная цель экспедиции была достигнута. То, о чем недавно еще только мечталось, теперь превратилось в осуществленный факт. Правда, такой успех был куплен ценой многих и тяжелых испытаний», – писал Пржевальский в то время, как казаки варили первый на Кукуноре обед.
Он опять брал высоту солнца, измерял силу ветра, летевшего с Тибета.
Только два европейца – французские миссионеры Гюк и Габэ, о которых мы уже упоминали, пытались добыть подробные сведения о Кукуноре. Лет за двадцать до того, как Пржевальский ступил на берег загадочного озера, миссионер Габэ умер в Бразилии. Его товарищ Гюк вскоре выпустил книгу об их совместном путешествии в Тибет. Велеречивый монах внес в свои записки много фантастики и цветистости.
Пржевальский исследовал Кукунор – озеро, окруженное горами и солончаковой степью. Вечернее солнце пылало, опускаясь в озеро, как в темно-голубую тучу, в зарослях дерисупа в степи кричал дикий осел – зверь джан по-тибетски. В банагах – шатрах тангутов – горели костры из аргала.
Цинхай – Синее море – так звали Кукунор китайцы. Тангуты дали ему название Цок-Гумбум. Огромное горное озеро окружностью в триста сорок верст лежало на высоте в десять тысяч футов. Вдоль северных и западных берегов его раскинулись степи, не очень высокие холмы поднимались над ровными пространствами. Вся степь была изрыта норами пищух (этот вид степного зверька был здесь открыт Пржевальским). Над холмами кружились орлы. Обилие рыбы привлекало к водам озера орланов. Семьдесят речек и ручьев вливали свои воды в Кукунор. На озере было пять островов, самый значительный из них носил название Лунцюйдао. На нем жили буддийские отшельники. Только зимой, когда озеро покрывалось
