— Вряд ли ты ее догонишь, а догонишь — едва ли вернешься живым. Слишком уж след нехорош. — Энки покачал головой. — Ты останешься, я пойду.
И зашагал по колено в снегу, куда вел след — за угол скалы и вверх по склону каменистой гривы.
Эйле подошла к Орми, стала с ним рядом.
— Куда он?
— Да вот… След нашли непонятный. Энки пошел разведать, вдруг какая опасность…
— След? Где?
— Да вот же, у тебя под ногами. Эйле взглянула на след.
— Да… Кто-то здесь прошел. Но ведь в лесу, наверное, много всякого зверья ходит.
— Это не зверь. Нет таких зверей.
— А откуда ты знаешь? Ты ведь его не видел. Может, это самый обычный зверь.
Орми рассмеялся.
— Ну и ну! Обычный, говоришь? Это с семью-то когтями на каждом пальце? Сразу видно — не лесной ты житель. Знаешь, Эйле, тебе не мешало бы научиться разбирать следы. А то пропадешь. Следы — они вроде букв…
— А ты все-все следы знаешь? — Эйле искоса посмотрела на Орми и чуть улыбнулась.
— Понятное дело. — Орми выпятил губу. — И по запаху могу сказать, когда прошел зверь, был ли голоден, ну и…
— По запаху?! — Эйле вытаращила глаза, потом прыснула со смеху. Орми слегка надулся.
— Ничего смешного. Например, вот этот след оставила неведомая тварь, опасная и злая. Раньше в лесу такие не водились. И скорее всего, она не просто так здесь гуляла, а искала кого-то… может быть, нас.
Побродили еще немного вокруг и вернулись в нору. Воздух стал чище. Развели костер, сидят, ждут Энки. Ждут весь день и половину ночи. Вдруг Эйле говорит:
— Я слышу голос.
Замолчала, закрыла глаза. В забытье она на этот раз не впала, наморщила лоб, приготовилась слушать… И заговорила негромко, глуховатым голосом. Сначала все шли непонятные слова, потом вдруг речь стала ясной:
— …грагатунган будет прекрасен мой лик где моя метка кому я ныне лицом подобен время на месте друга примите о дети Имира ведь я так похож…
Речь оборвалась, как будто обрезанная ножом.
— Чей это был голос? — спросили хором Бату и Орми. Эйле ответила, запинаясь:
— Н-не знаю… Кажется, ничей. Что-то бесплотное… странные слова… злой ветер нашептал… в них не было смысла.
Утром, на рассвете, вернулся Энки. Влез в нору, сел у огня и молчит.
— Ну, что? — спрашивает его Орми.
— Да ничего. — Энки пожал плечами.
— Узнал что-нибудь?
— Ну как тебе сказать… Ничего важного. А как у вас?
Орми, Эйле и Бату недоуменно переглянулись. Потом Орми спросил:
— Куда след-то пошел?
— След? Туда, в горы. Я бежал, бежал, думал — догоню. Но не догнал. Ну и вернулся.
— И не узнал даже, что это за тварь была?
— А как? Говорю же — не догнал. Но я вот что подумал. Может, это птица? Трехпалый след ведь только у птиц.
— Хороша птица. Семь когтей.
— А что? Я вспомнил, мне рассказывали, есть такая редкая птица. Э-э… когтянка. Большущая. Но она на людей не охотится.
— Ах, не охотится? А запах? — Орми начинал сердиться. Бату удивленно покачивал головой. Эйле молча смотрела на огонь.
— Ну что запах. Обычный. По-моему, даже неплохой.
Сказав это, Энки бросил на Орми странный, настороженный взгляд. Орми пробормотал сквозь зубы:
— Запах был злой. Запах врага.
Энки задумался, потом быстро закивал:
— Да, конечно. А знаешь почему? Эта самая когтянка, она точно людей не кушает, но она зато этих копает… земляных…
— Червей, что ли?
— Ну да. Которые кровь сосут.
— Упырей?
— Во-во.
— М-да… Ну и кто же тебе рассказал про эту когтянку?
— Как кто… В родном племени рассказали.
— Ты врешь! — выкрикнула вдруг Эйле. — Ты что-то скрываешь!
Энки резко повернулся и уставился на девочку.
— Скрываю? Как же я могу от тебя что-то скрыть, если ты читаешь мысли? Попробуй, это так просто. Залезь ко мне в голову.
— Не хочу.
— Ну давай. Закрой глаза. Попытайся выйти из своего тела… — Энки заговорил возбужденно, с каждым словом голос его становился все громче. Он потихоньку придвигался к Эйле. Та вдруг отшатнулась и вскрикнула:
— Покажи руку!
Энки ответил:
— Зачем? Разве ты не знаешь, что у меня нет кисти на левой руке?
Он вытянул руку над очагом. Все молча уставились на культю. Потом Эйле бросила взгляд на потолок и закричала. Бату сказал:
— У тебя и вправду нет кисти, но тени ты отбрасываешь многовато… Оборотень!
На потолке дрожала трехпалая тень.
Орми выхватил нож, но прежде, чем он успел нанести удар, тело Энки обмякло, расползлось, лопнуло и потекло. От лужи повалил пар, миг — и от оборотня следа не осталось.
— Как же так… — Эйле заплакала. — Никому нельзя верить… Ничему… Все, что мы видим, весь мир — тени, призраки… Все обман… Где теперь Энки?
— Не плачь. — Орми неуклюже положил ей руку на плечо. — Все ничего еще… Вон как быстро мы его раскусили. Они нас боятся.
— А Энки? Он вернется? — Эйле подняла заплаканное лицо. Орми моргнул и не ответил.
Они сели поближе к огню, прижались друг к другу, чтобы не было страшно.
Прошло полдня, вдруг смотрят — опять Энки лезет в нору. Орми взял головню из костра, в другой руке меч. Бату замахнулся копьем. У Энки голова и плечи внутри норы, остальное — снаружи. Глянул он на них да как заорет:
— Вы что, очумели, болваны? Ослепли? Это ж я!
— Это он! — радостно вскрикнула Эйле. — Это он!
— Ладно, влезай. — Орми швырнул головню обратно в очаг.
— Мозги вам, что ли, отшибло от страха? — ворчал Энки, отряхивая снег с одежды и пристраиваясь к огню. Потом потянулся погреть руки. Тень от культи была обычная. Орми и Бату с облегчением вздохнули.
Энки тем временем начал рассказывать:
— Эта трехпалая тварь неспроста сюда приходила. След совсем немного шел по склону на юг, потом повернул к востоку, а потом и вовсе на север, обратно. Чудище кружило здесь всю ночь, пока мы спали. А потом сдохло хотите верьте, хотите нет.
