роскошные селения, какие живут и стоят теперь в долинах Качи и Бельбека.
Верст пять вниз от Биа-Салы, у северного берега Качинской до¬лины, стоит Тепе-Кермен. К нему можно подъехать от Бахчисарая через Чуфут-Кале, не заезжая в Биа-Салы, а еще легче из Качинской долины через деревню Шюрю.
Странный вид представляет эта пустынная гора. С запада, от моря и севастопольского шоссе она видна издалека.
Ее пирамиду с голой вершиной сразу отличишь от всех других гор. Меньше всего видишь ее, когда к ней подъезжаешь от Бахчисарая. Рельеф гор, ее окружающих, столь же оригинален, сколько однообразен. Вы никак не выедете из узких траншей, обнесенных ровною и отвесною каменною стеною; стена эта кажется сплошною на многие версты, она изгибается как лента по извивам ущелья, но нигде не прорывается, нигде не представляет ни отдельных утесов, торчащих башнями, ни округленных возвышений сверх линии своего уровня.
Вы не можете освободиться от иллюзии, что эти скалы — дело рук человеческих, что вы в плену среди бесконечных эскарпов какой-то титанической крепости. Известковые стены, легко дробящиеся на плиты и камни, этою слоистостию своею, этим беловатым цветом и этою правильностью своего отвеса и уровня, глядят совершенно так, как всякая искусственная стена.
Геологическая причина, выдвинувшая эти ретраншаменты, действовала с поразительным единообразием, на значительном протяжении. Одно ущелье словно списано с другого. Везде та же косая отсыпь у подошвы и та же отвесная стена, словно прорвавшаяся вверх, сквозь толщу этой громадной отсыпи. Лесу почти нет, везде кругом камень и зной сирийской пустыни. Мне невольно пришел на память гениальный карандаш Густава Доре, который в своей иллюстрации дантовского «ада» вселяет в душу наблюдателя подавляющую безнадежность именно этим однообразием отвесных, сплошных скал, из которых не может быть выхода.
Гора Тепе-Кермена отделяется от сплошной стены скал и стоит пирамидальным островом, окруженная долиною. Голая желтая вершина ее обточена в громадный четырехугольник, который торчит на еще более громадной конической горе белого цвета, словно настоящий каменный замок. Вершина эта с южной и восточной стороны вся продырявлена ячейками пещер; они чернеют издали в несколько ярусов, окна-окнами. Там тоже был древний пещерный город. Нужно оставить лошадей у подножия сыпучей известковой горы и предпринять нелегкое восхождение к пещерам. Под отвесом вершины приютился кругом лесок, который дает хотя несколько вздохнуть. Дороги наверх нет; кроме стад коз и баранов, никто не посещает этот подземный город, поднятый к облакам. На отвесные скалы не найдете даже пешей тропинки. Где они и были, там завалили их постоянно осыпающиеся известковые стены. Через это осмотр многих пещер крайне затруднителен, иногда почти невозможен. Вы лепитесь по ненадежному карнизу, осыпающемуся под ногами, держась за растения и камни; круглые выступы, которые невозможно обойти, перерезают вам дорогу, и вы должны тогда спускаться вниз в лес, или лезть прямо наверх. Пещер здесь более ста. Сумароков в своих 'Досугах крымского судьи' насчитал их более 150; часть их раскрыта снаружи от обрушения стен. Когда раскрывается несколько ярусов сразу, то вы видите перед собою в толще скалы громадный шкаф с каменными полками; полки эти — потолки нижних, испод верхних пещер. Особенно трудно было отыскать церковь, о которой я знал, по описаниям прежних путешественников. В ней главная примечательность Тепе-Крмена, она вдвое обширнее и повыше большинства пещер, вообще очень низких. Продолговатая и довольно узкая зала сажен пять в длину, вырубленная в известковой скале, — освещается тремя окнами; к наружной (оконной) стенке приделан алтарик, которого каменные столбики частью еще стоят, частью заметны по оставшимся на потолке капителям. Пространство за алтарем было, по-видимому, назначенно для погребения избранных. Там заметны две гробницы, врубленные в почву; одна из них совсем маленькая, очевидно детская, и, кажется, давно уже открыта. Еще глубже, как раз у поперечной стенки церкви, высечено из той же скалы нечто вроде купели или католической кропильницы. Низенькие и довольно глубокие ниши в двух внутренних стенах храма, вероятно, также назначались для погребения. Остальные пещеры Тепе-Крмена не представляют никакой оригинальности: те же своды, цистерны, столбы, ступени, как и в Эски-Крмене; никаких остатков домашней утвари. Единственная особенность их — множество человеческих черепов и других костей, наполняющих некоторые пещеры. Это обилие костей, низкие размеры пещер и присутствие гробниц в подземной церкви заставляет думать, что тепе-керменские пещеры служили местом погребе¬ния какому-нибудь христианскому племени.
Тунманн, которого сочинение о Крыме мы уже цитировали выше, — делает подобные же предположения о назначении тепе-керменских пещер. Вот его подлинные слова: 'Тепе-Кермен — отдельная высокая гора, в виде сахарной головы. На ее вершине еще видны остатки замка и крепости, которые, по- видимому, принадлежат глубочайшей древности. Повсюду в этой скале видно множество проходов и пещер, расположенных в особом порядке, почти так, как Columbaria древних; они, по всему вероятию, также служили местами погребения'.
Следов замка и крепости, о которых упоминают писатели прежнего времени, теперь почти уже не видно. В одном только месте встречаешь явственные признаки фундамента из очень больших камней. По- видимому, фундамент этот поддерживал прежде очень тяжелое строение, четырехугольную башню, замок или что-нибудь подо¬бное. В других местах небольшие кучки мусора едва могут напомнить человеческую постройку. Самое название горы, означающее, по переводу с турецкого, 'крепость горной вершины' (Тепе — значит вер¬шина горы), доказывает, несомненно, существование на вершине Тепе-Кермена замка или крепости в то время, когда сложилось это татарское название его. Замок успел не только разрушиться, но и сравняться с землею почти бесследно, несмотря на то, что неприступное положение избавляло его от расхищения и порчи. Ни у одного старого писателя не находим намека о взятии или погибели тепе- керменской твердыни. Если, вместе с этими обстоятельствами, взять во внимание, что постройки, принадлежащие, несомненно, к XIV и XV столетиям, во многих местностях Крыма сохранились почти вполне, и что мы до сих пор любуемся в Крыму древностями еще более ранней эпохи, как, например, храмами Херсонеса, — то Тепе-Керменское укрепление нельзя не рассматривать, вместе с Тунманном, как памятник действительно седой древности.
Барон де Тотт, путешественник XVIII столетия, в своих записках о турках и татарах, не знаю на каком основании, высказывает мнение, что трехъярусные пещеры Тепе-Кермена служили темницею при генуэзском правительстве; даже присутствие в некоторых из тепе-керменских пещер человеческих костей он объясняет именно этим назначением пещер. Объяснение барона Тотта, во всяком случае, нисколько не противоречит мнению Тунманна и всему сказанному выше. Граница между генуэзскими и греческими владениями внутри гор подлинно не известна, хотя на берегу генуэзцы не доходили дальше Балаклавы.
Если Мангуп-Кале бывал в руках генуэзцев, то трудно было не подпасть той же участи и гораздо менее сильному Тепе-Кермену. Генуэзцам приписывают, как мы видели, даже постройку Чуфут-Кале, еще далее отстоящего от Мангупа, чем Тепе-Кермен, а в предместье Бахчисарая Азиз до сих пор показывают мавзолей очень изящной итальянской архитектуры с круглым куполом, которого рисунок находится у меня в путевом альбоме, и который построен, по словам бахчисарайских татар, френками-генуэзцами.
Готское кладбище, лежащее почти у подножия тепе-керменской пирамиды, наводит на мысль, что Тепе-Кермен был, в числе других столовых гор, одним из укрепленных пунктов готов-трапезитов. Наверху, на темени тепе-керменской пещерной скалы, отличное зеленое пастбище и отличный наблюдательный пункт. Не знаю, чего не видно отсюда. У самых ног вьется долина Качи и рассыпана деревня Шюрю, в которую нам нужно теперь спускаться.
Качи-Кальон менее всех похож на другие пещерные города. Это уже не столовая гора, возвышающаяся островом среди ущелий, как Чуфут-Кале, Эски-кермен, Мангуп-Кале и Тепе-Кермен. Качи- Кальон находится в высоком каменном обрыве Качинского берега. Кача стеснена им здесь, как Дунай 'Железными воротами'. Выше Качи-Кальона и ниже его, Кача течет свободно, в сравнительно низких берегах. Правый берег ее в Качи-Кальоне — разрез огромной горы. Подъезжать к Качи-Кальону по лесной и садовой долине гораздо веселее, чем по ущельям Тепе-Кермена. Вид Качи-Кальона поразителен именно резкою противоположностью роскошной зеленой чащи, заполнившей долинную низменность и левый берег Качи, с грандиозным каменным обрывом правого берега. Обрыв этот имеет форму титанического алькова, полукруглого свода, в котором уместились бы Хеопсова пирамида и Петропавловский собор Рима. Альков этот образовался из того, что вся середина горного обрыва вывалилась и рассыпалась в щебень. Каскады и потоки камней сбегают теперь из-под свода к руслу Качи, словно извергнутые кратером вулкана. Целые
