Синклит был потрясен случившимся. Наступило гробовое молчание. Лишь Ню стоял в горделивой позе на кафедре - он воспринял тишину как знак глубочайшего внимания аудитории к его блестящему докладу, к смелым полетам его мысли. Председатель Синклита скороговоркой привычно поблагодарил докладчика и перенес обсуждение плана работ института на следующее заседание. Когда улыбающийся, довольный своим выступлением Ню покинул зал заседаний Великого Синклита, еще долго в зале царила глубокая тишина.
Экстренное заседание Великого Синклита продолжалось всю ночь. Отон выступал с резкой критикой деятельности Великого Синклита, напомнил о своих старых подозрениях относительно намерений и целей Крылатых. 'Теперь ясно, что коварный замысел Крылатых был направлен на уничтожение населения Планеты. Не бессмертие несли нам Крылатые, - закончил свою речь Отон, - совсем не бессмертие... Они ловко подбросили нам лже-идею, и мы почти попались на эту приманку. Полюбуйтесь, какой памятник мы создали крылатым убийцам!' И Отон указал на большое окно. В красочной световой подсветке стояла вся группа Крылатых, она как бы незваной явилась сюда, чтобы присутствовать на заседании Синклита.
На следующий же день по приказанию Синклита памятник Крылатым был уничтожен. Но еще многие годы можно было видеть Ин, грустно бродящую по площади с большим букетом розовых гвоздик.
Надо отдать справедливость одному из старейших членов Синклита - Ону. Он один-единственный, кто поднял голос против обвинительного акта Крылатым. Известный автор последнего свода законов Планеты, тонкий знаток судопроизводства обратил внимание на то, что Крылатые обещали только бессмертие, а отнюдь не омоложение организма. Более того, сам Ню, открывший полтораста лет тому назад экспериментальные возможности изменения кода старения, прекратил дальнейшие исследования из-за боязни безостановочного развития обратного процесса. Он вскользь упоминал об этом в одной из своих первых лекций после инцидента с Крылатыми. Ню только бросил фразу о том, что само существование бессмертных Крылатых экспериментально опровергает эти страхи.
К этому времени на Планете практически не осталось ни одного квалифицированного физиолога, который в какой-то степени мог оценить значение этих чисто юридических замечаний.
Сам Ню за короткое время вернулся в свое далекое прошлое, когда был бесшабашным кутилой и волокитой, проводя время в компании таких же, как он, омоложенных.
Ню и его друзья жили в каком-то фантастическом, нереальном мире. Иногда поздней ночью с гитарой в руках Ню становился перед балконом замка, где несколько сот лет назад жила одна из его возлюбленных, и в звуках не лишенного красоты баритона воскрешались старинные песни любви. Но, увы, многие замки были пусты. Лишь однажды на балкон вышло старое сморщенное существо - в прошлом первая красавица Вечного города - Ли. Ли внимательно ловила забытые звуки. Сбегавшая временами по морщинистым щекам слеза свидетельствовала о глубокой взволнованности. Муж Ли грубо попытался вмешаться в странную идиллию, бросив фразу: 'Сейчас же останови этот неприличный балаган сумасшедшего забулдыги!', но Ли только грустно, почти шепотом просительно сказала сквозь слезы: 'Не мешай мне хоть немножко насладиться прошлым'.
Когда молодеющие вступили в детский возраст, специальным решением Синклита в одном райском месте Планеты было организовано нечто вроде заповедника с квалифицированным обслуживающим персоналом. В народе этот заповедник получил название 'Нюатника'. Посторонним вход в заповедник был строго запрещен.
Как-то на заседании Великого Синклита было высказано пожелание взглянуть на то, что осталось от 'Ню Величайшего'.
На заседании Великого Синклита была доставлена колыбель, в которой, улыбаясь, лежал ребенок. Он смотрел на присутствующих большими васильковыми глазами и лепетал что-то невнятное. Но тут же его тельце стало быстро уменьшаться. Присутствующие невольно отвели взгляды от колыбели, а вскоре колыбель оказалась слегка влажной, пустой...
Все эти события воспроизводились настолько реалистично, что Петр Николаевич и его спутники как бы принимали в них непосредственное участие. Давно не было видно сказочного Марсианина в черном плаще и цилиндре. Но, невидимый, он без слов делал понятными не только все происходящее, но и всплывавшие в сознании воспоминания о прошлом, а также различные необходимые комментарии к событиям.
Идя по улице какого-то древнего города, существовавшего сотни тысяч лет тому назад, земляне понимали, что в одном здании находится... 'Банк человеческих конечностей', а в другом, напротив, - 'Банк печени'. Петр Николаевич непроизвольно подумал, что хорошо бы зайти в 'Банк печени' и сменить свою не очень здоровую 'печенку'. Во время этих прогулок одно воспоминание часто беспокоило Петра Николаевича.
Зачем только он дал обещание декану биофака университета выступить в ближайшую среду с большим факультетским докладом, открывающим зимнюю учебу студентов?! Особенно острое беспокойство Петр Николаевич почувствовал, когда очутился перед зданием 'Клиники Искусственного Сердца'. И доклад-то должен был быть на тему: 'Проблемы искусственного сердца'.
Потом, конечно, Петр Николаевич не мог понять, как и каким образом в этот момент он оказался в кабинете своей московской квартиры.
Всю неделю происходили какие-то необъяснимые события, и Петр Николаевич уже отвык чему-либо удивляться.
На покрытом пылью письменном столе лежала повестка, извещавшая о его докладе. Звонил обеспокоенный Накедов, декан биофака. Он выразил большое удовольствие, застав Петра Николаевича дома. Без конца повторял, что звонил многократно, а телефон молчал... По слухам, он, Петр Николаевич, уехал к себе на родину, в Тарасовку, где-то в Центральночерноземном районе, - в общем, черт знает куда, а лекция очень нужна. С началом учебного года и так многое не ладится. В университетской многотиражке помещено стихотворение, которое кончается обидными стихами: 'Деканат, деканат, деканатушка, эх, зачем родила тебя матушка!'
Вообще-то студенты с юмором критиковали работу деканата. Благодушное отношение к декану поддерживалось тем обстоятельством, что, читая его фамилию по буквам справа налево, студенты значительно поднимали большой палец правой руки, говоря: 'Во декан!'
Назойливо тренькал электрический звонок входной двери. Петр Николаевич вспомнил, что Матвеевны нет и надо идти самому открывать дверь.
Кучер ректора университета Григорий почтительно доложил, что лошади поданы. Дорогой Григорий поведал Петру Николаевичу свою обиду на кучера Михаила, 'Мишку', который, по его убеждению, надул его: взял два червонца и исчез.
Лекцию Петра Николаевича ждали с нетерпением. Ходили слухи, что ученый близок к созданию искусственного сердца. Ничего подобного в ту пору в мире не замышлялось. Аудитория была плотно заполнена студентами, аспирантами и научными работниками. Но, увы, лекция не оправдала ожиданий слушателей.
По словам сотрудников Петра Николаевича, готовилась демонстрация модели искусственного сердца. Когда же, подготавливая лекцию, лаборант Виталий Морозов смонтировал демонстрационную установку и с гордостью показал ее Петру Николаевичу, тот небрежно сбросил в ящик все ее детали. 'Не то... не то... совсем не то!' - непонятым бормотанием сопровождал профессор свои разрушения.
А ведь только три недели назад профессор предупреждал о необходимости подготовки модели искусственного сердца и даже досрочно вызвал лаборанта из отпуска.
Неожиданно для аудитории профессор почти совсем не коснулся в лекции проблем искусственного сердца. Только одной фразой он подчеркнул, что эти проблемы трудны не только технически. Здесь в его лекции возникла какая-то пауза. Профессор, видимо, хотел пояснить последнюю мысль, но передумал. Потом он долго и в отличие от своих обычных лекций не очень понятно говорил о биологических, физиологических возможностях продления жизни человека. И кончил лекцию фразой, прозвучавшей не очень убедительно: 'Если есть где-то во Вселенной, - сказал Петр Николаевич, - более высокая цивилизация, чем земная, то я убежден, что проблемы геронтологии решаются ею не на пути механизации человеческого организма, а на его глубокой, чисто биологической перестройке. Но работы по механизации человеческого организма, - продолжал профессор, конечно, будут вестись, человек будет согласен на любую механизацию своего организма, если она обещает продлить его существование, дает ему надежду
