Инженер очень уютно устроился в уголке купе и, скрестив короткие ручки на округлом животике, почти материально излучает умиротворение.
Дело в том, что поездка инженера сложилась на редкость удачно. У него 'в кармане', как, не скрывая зависти, говорит доктор, лежат 'солидные фонды', и он 'добренький' возвращается на свое строительство. А доктору обещали в Москве 'во!' (доктор во все купе разводит руками, чтобы показать внушительные размеры обещания), а дали 'во!' (доктор пальцами правой руки изображает известную комбинацию).
Доктор все это говорил с таким раздражением, так ругал себя за то, что не полетел самолетом, с таким недовольным видом осматривал купе и своих спутников, что все невольно чувствовали себя в какой- то мере виноватыми в его злоключениях, во всяком случае, в том, что доктору скучно в этой компании, что они, спутники, в чем-то оказались не на высоте. Росло и некое чувство протеста, возмущения подобной бесцеремонностью. И вот звучит нарочито проникновенный баритон журналиста:
- Доктор, вы ничего не понимаете в природе скуки, наоборот, поехав поездом, вы просто спасли себя от скуки!
Ожидая подвоха, доктор насторожился.
- Я только приведу высказывание знаменитого Делакруа, - продолжает журналист. - 27 августа 1854 года Делакруа записал в своем дневнике:
'Когда люди достигнут наконец того, что пассажиры, удобно разместившись в жерле пушки, будут затем вылетать из нее со скоростью пули по всевозможным направлениям, тогда будет признано, что цивилизация далеко шагнула вперед. Мы приближаемся к тому счастливому времени, которое упразднит пространство, но не сможет упразднить скуку, так как необходимость заполнить время будет все возрастать в связи с тем, что различные передвижения и переезды уже не будут занимать так много времени'. Видите, доктор, Делакруа говорит, что вы не правы!
- Делакруа - это, наверно, тоже журналист какой-нибудь, - парирует доктор нападение.
- Как не стыдно, Виктор Николаевич, - укоряет Валя. - Это один из последних гениальных художников-романтиков.
- Я и говорю, - огрызается доктор, - не то журналист, не то этот самый... как его... романтик. Впрочем, я, кажется, видел одну его картину недорисованную лошадь. Сразу видно - романтик. Таких лошадей не бывает. И они, как змеи, не извиваются. Уж мне поверьте, старому ветеринару.
- И скучный же вы дядя, Виктор Николаевич, - к концу вторых суток не выдержала Валя. - Должно быть, и мечтать не умеете.
- Мечтать? - Доктор пожал плечами. - А о чем же, позвольте спросить, вам так интересно мечтается?
- Разве не интересно мечтать о том, какими люди будут в будущем, через тысячу, сто тысяч лет?..
- Мерзавцами были, мерзавцами и останутся. Уж поверьте мне...
- Старому ветеринару... - в тон доктору заканчивает Валя.
- А разве не интересно мечтать, какими окажутся мыслящие существа других миров?
Валя вопросительно посмотрела на доктора.
Доктор долго задумчиво крутил папиросу и ответил серьезно:
- Да, интересно. Но, думаю, встреча может быть неприятной.
- Высокая, еще более высокая культура разумных существ, что же тут...
Резкая остановка вагона оборвала Валину фразу.
- Видите, Валя, эти разумные существа могут предстать перед вами в отвратительном физическом образе. Взгляните в окно, перед нашим вагоном великолепный экземпляр организованной материи.
Валя недоуменно посмотрела на 'экземпляр', состоявший из пышных усов и двух больших чемоданов.
- Не то, не то. Я имею в виду вот ту птицу. Не знаю, как она у вас называется в орнитологии, в общежитии она речется индюком. Он великолепен, не правда ли?
Индюк, будто почувствовав, что стал предметом серьезного разговора, расправил хвост и закричал что-то, возможно, по-своему очень содержательное; красновато-фиолетовые украшения пузырились, воплощая подлинно индюшачью важность.
- Вот представьте, Валя, на какой-то планете вы встретились с подобной 'мыслящей материей'. И что эта материя в вас влюбится, начнет предлагать, скажем, крыло и сердце...
Валя внимательно провожала глазами индюка, ей казалось, что она первый раз в жизни видит это странное существо.
- А представьте себе эту 'мыслящую материю' в форме осьминога. Он посматривает на вас своими глазками, крутит щупальцами, говорит любезности. Кажется, Леонардо да Винчи в качестве моделей для своих страшилищ зарисовывал комбинации отвратительных насекомых. Вы, биологи, рассматриваете в микроскоп всякую живую мелочь. Увеличивая мысленно разнообразные виды живых организмов до человеческих размеров, легко понять, что очень возможны, очень вероятны и мыслящие существа достаточно неприятного вида даже в цилиндре, при галстуке и перчатках. А ведь может быть и хуже... Действительность всегда неожиданнее фантазии.
- Не верю, не верю, не запугаете. Хочется думать, что разумные существа на других планетах совершеннее и приятнее нас. - Упрямо метались Валины кудряшки.
- Разумные существа и на нашей планете, Валечка, очень, очень разнообразны. Любопытно, что разнообразие вещей, которые окружают нас, повторяет разнообразие в характерах и типах людей. А возьмите деревья: есть мужественные деревья, есть женственные. Встречаются деревья, словно юные девушки, деревья-невесты. Или цветы... Даже грибы... Каждому человеку можно подыскать подходящий гриб, довольно точно определяющий наиболее характерные черты типа. Человечество и, так сказать, 'грибачество' в известном смысле адекватны, между ними есть какое-то соответствие.
Доктору не понравилось слово 'грибачество', и он уклонился в скучные дебри лингвистических изысканий, которым очень активно мешала Валя. Ей не терпелось узнать, какой 'персональный' гриб предназначен ей природой.
- Вы, Валя, молодой подберезовик с бледно-коричневой шляпкой и в серенькой блузке в крапинку, - наконец сказал журналист.
- А доктор - старый гриб-боровик!
- Журналист - груздь, - огрызнулся доктор, - дебелый груздь. Полезайте-ка в кузов или на свою верхнюю полку.
- Вот и все наше 'грибачество', - подвела итог Валя. А что же дальше?.. Еще восемь суток...
- Знаете, - неуверенно предложила Валя, - есть одно нескончаемое занятие, одна игра, игра эта в свое время нас очень забавляла...
- В свое время нас забавляли многие игры, - не меняя барственной позы, философски изрек доктор, но, взглянув на почти взрослое выражение Валиного лица, заметно смягчился.
- Давайте, - предложила Валя, - сочинять и продолжать по очереди какой-нибудь фантастический роман, ну, скажем, о марсианах, или о людях, какими они будут через тысячелетия... Пусть это будет бред, не всегда логично, но это занятно... уверяю... - уговаривала Валя спутников.
- Итак, - сказал доктор, - вы предлагаете взвыть от скуки романом? Что же, не исключено, что все романы написаны от скуки. - Доктор по привычке задирал журналиста.
- Ну что же, Валечка, - сказал журналист, - ваша инициатива, начинайте ваш бред, да поинтереснее.
Инженер еще уютнее устроился в своем уголочке и тоже приготовился слушать...
Первый день
'Сегодня 15 сентября 1930 года... Началось это тоже 15 сентября... Три года назад. Сережка Авдеев нехотя шел в школу. Словно существовала какая-то сила, которая упорно отталкивала Сережку от четырехэтажного дома на Сивцевом Вражке.
