обследовать местность и убедиться в точности карты. Краюхин умел хорошо 'читать небо'. По солнцу, звёздам и луне он ориентировался почти с такой же точностью, как по компасу. И это помогло ему сейчас. Его условные линии были прямые, как стрелы.
В течение пяти дней он исходил всю Заболотную тайгу из конца в конец. Разбил её на квадраты, обозначив их различными приметными деревьями или речками. Захваченный темнотой, он дважды ночевал у костра. Не желая оставлять рабочих на шурфах без присмотра, он появлялся у них только ранним утром.
С Бенедиктиным Краюхин встречаться избегал. Правда, тот сам старался не попадаться ему на глаза.
– Товарищ начальник группы, позвольте доложить: я продолжаю геоморфологические обследования хребтов Заболотной тайги согласно программе. У вас возражений не имеется?
Бенедиктин чуть не с полуночи до рассвета ждал Краюхина у его палатки, чтобы сказать это.
– Пожалуйста, продолжайте. Таково было и указание начальника экспедиции, – спокойно ответил Краюхин.
Но этот мимолётный разговор сильно взволновал его. За день Краюхин несколько раз вспоминал почтительный, подобострастный тон, каким произнёс эти слова Бенедиктин, умильное выражение его припухшего лица.
Осматривая в одном месте причудливое сплетение сросшихся сосен, их уродливый изгиб над ручьём, Краюхин подумал: 'Каких только деревьев не встретишь в тайге!' И тут все его мысли перенеслись к людям. 'А люди? И они не одинаковы. Каков, например, Бенедиктин? Едва почуяв мою власть, он готов подчиняться, но если представится случай, он первый подаст голос против'.
На второй день Краюхин встретил Бенедиктина в тайге далеко от стана. Его сопровождал рабочий, так как один он ходить опасался. 'Удивительно, как могли сойтись наши пути? И что он тут делает? Неужели он закончил всю работу на холмах по Кривой речке?' – удивлённо раздумывал Краюхин.
Он и предположить не мог, что Бенедиктин появился в глубине тайги не зря. Услышав от рабочих, что Краюхин разыскивает очаги магнитной аномалии, Бенедиктин решил попытать счастья. 'Пусть он не думает, что открытие магнитной аномалии в Заболотной тайге будет принадлежать ему одному. Я тоже здесь не зря кормлю комаров собственной кровью. Мы ещё потягаемся!' – думал Бенедиктин. Воспаряясь до небес в своих честолюбивых замыслах, Бенедиктин видел уже свои портреты в газетах с громкой подписью: 'Исследователь Заболотной тайги Григорий Владимирович Бенедиктин. Им установлена магнитная аномалия'. Иногда какой-то трезвый голос прерывал полёт его безудержной фантазии, и он соглашался на более скромную роль: 'Магнитная аномалия, установлена совместно с инженером Краюхиным'.
'Пусть будет, на худой конец, так. Мне с ним детей не крестить. А всё-таки мой авторитет пойдёт в гору, и диссертация двинется как по маслу', – размышлял Бенедиктин.
Так они – Краюхин и Бенедиктин – жили под одним улуюльским небом, которое для одного было самым желанным, родным и ласковым, а для другого чужим и ненавистным.
В тот день, когда Краюхин решил выйти в тайгу для проверки компаса, рассвет был медленный, тягучий, солнце томительно долго прорывалось сквозь клубы тумана, стоявшего над тайгой. Потом поползли облака, и солнце то скрывалось за ними, то выглядывало, одаривая Улуюлье потоками яркого света и тепла. 'Только бы на ненастье не повернуло, осложнит мне всё дело', – опасался Краюхин. Но приметы не сулили ненастья. С вечера выпала такая обильная роса, что трава стала мокрой, как после дождя. Несмотря на сумрачный рассвет, птицы пели заливисто и звонко, что тоже предвещало хороший день. По макушкам деревьев пробегал ветерок, раскачивал их, освежая застоявшиеся таёжные запахи. 'Это хорошо, что зноя не будет, легче идти', – осматривая небо, думал Краюхин. Он так привык к преодолению трудностей, что, когда становилось чуть полегче, радовался этому как доброму предзнаменованию. 'Может быть, успею по двум маршрутам пройти', – рассчитывал он.
Краюхин отошёл уже от стана метров на пятьдесят, когда вдруг услышал голос откуда-то сверху:
– Товарищ начальник группы, позвольте спросить вас об одном деле.
Это говорил Бенедиктин, высунувшись из своего короба. Краюхин остановился. Возвращаться ему не хотелось, и он громче обычного сказал:
– Что у вас, товарищ Бенедиктин?
– Вы, говорят, на контрольные маршруты пошли?
– Да, пошёл.
– А я ведь тоже этой работой по выявлению магнетизма занимаюсь.
Краюхин сделал несколько шагов назад, чтоб лучше слышать, что скажет Бенедиктин.
– Я пытаюсь совместить собственные геоморфологические наблюдения с… – Бенедиктин замялся, подыскивая точное слово.
– А вы что, уже так освоили местность, что можете контролировать компас? – спросил Краюхин, не скрывая недоверия.
– В известной, конечно, мере. Но уже не новичок, – скромно ответил Бенедиктин.
– Что же, пробуйте! Ошибки компаса случались здесь у многих охотников. Это факт.
Краюхин не мог больше задерживаться, его влекло в тайгу; он зашагал дальше, но хорошо расслышал то, что ему крикнул вдогонку Бенедиктин:
– Буду стараться, товарищ начальник группы!
Краюхин оглянулся. Если б Бенедиктин мог в это мгновение видеть глаза Краюхина! 'Ну что это за отвратительная манера чиновеличания! Как гадко!' – говорил его взгляд.
Но вскоре Краюхин забыл и думать о Бенедиктине. На линии, по которой он двигался, начались его памятные вехи. Он вынул из полевой сумки карту с планшетом, компас, тетрадь и начал наблюдения. Он то и дело останавливался и, положив компас то себе на ладонь, то на пенёк, подолгу всматривался в показания стрелки. В течение дня он проделывал эту однообразную работу много раз и выполнял её с удовольствием. Он хотел сейчас только одного: чтобы этот круглый, умный предмет под стеклянной крышкой
