Глава восьмая
1
Постукивая и бренча старым, много раз чиненным мотором, катер преодолел перекат и сбавил ход напротив избушки Лисицына.
– Эй, люди! Стан Лисицына этот будет? – крикнули с катера.
– Этот самый, – ответил Лисицын с берега.
Катер круто развернулся и, рассекая собственную волну, ткнулся в песчаный яр.
Лисицын стоял на самом краю обрыва, сдвинув шапку-ушанку на затылок, смотрел на катер и невесело думал: 'Ну вот, и лесоустроители припожаловали. Что же мне с ними делать?'
Вечерело. Предзакатное солнце на чистом, голубом небе пылало огненным шаром. Но сибирский август уже делал своё дело: в воздухе веяло прохладой, и солнечные лучи, растекавшиеся над тайгой, были не горячими, а чуть тёплыми. От заросших кустарником берегов Таёжной тянуло густым смородиновым настоем. Созревала ягода.
Не дожидаясь, когда будет положен трап, с катера выпрыгнули двое: очень маленькая, большеголовая, черноволосая женщина лет сорока двух – сорока пяти, с жгуче-чёрными, продолговатыми, как у египтянки, глазами и острым носом, и высокий, стриженный под бобрик, припадавший на одну ногу мужчина с увесистой клюшкой в руках. Женщина была одета в мужское: сапоги, брюки из чёртовой кожи и тужурку-спецовку из тонкого брезента: на плечах мужчины, одетого в такой же покрой, висел накомарник, сплетённый из конского волоса.
На катере, кроме моториста, Лисицын приметил ещё двух мужчин. Едва катер приткнулся к берегу, они принялись перекладывать какие-то ящики и тюки.
– Вы что же, Лисицын будете? – спросила женщина, поднявшись на яр.
– Точно так. Он самый. А вы 'здравствуйте' в городе забыли или у вас не полагается? – не в силах сдержать враждебного чувства к прибывшим, с ехидным смешком спросил Лисицын.
– Здравствуйте, товарищ Лисицын, здравствуйте! Я хотела вначале удостовериться, вы ли это, – смутилась женщина и подала руку Лисицыну, назвав себя: – Надежда Андриановна Соловушкина, инженер из треста 'Высокоярсклес'.
Лисицын слегка сжал маленькую руку женщины, подумал: 'Соловушкина? Фамилия подходящая! Послушаем, как петь ты будешь, оправдаешь ли своё прозвание'.
Мужчина с бобриком тоже подал руку.
– Никандр Николаевич Хомутников, техник-землеустроитель.
– А кто же из вас за старшего, позвольте спросить, граждане хорошие? – обратился к прибывшим Лисицын.
Почему-то этот вопрос пришёлся не по нраву мужчине с бобриком, и он недружелюбно сказал:
– Вы где-нибудь видели, товарищ Лисицын, чтоб техник занимал положение более высокое, чем инженер?
– Чего не знаю, того не знаю. Совать нос не в свои дела не обучен, – резко ответил Лисицын.
– Начальником нашей группы являюсь я, товарищ Лисицын, – сказала Соловушкина. – А какое имеет это значение?
– А такое имеет значение, что будет важный с вами разговор, – пояснил Лисицын и подчёркнуто небрежно повернулся к технику, как бы наказывая того за грубиянство.
– Я много слышала о вас, товарищ Лисицын, как о прекрасном знатоке улуюльских лесов и очень рада, что именно вы будете нашим проводником, – произнесла Соловушкина мягким, учтивым голоском, явно намереваясь придать этой первой встрече с охотником более душевный характер.
Но Лисицына трудно было поймать на лесть.
– А я к вам, товарищ Соловушкина, в проводники не нанимался и не собираюсь этого делать. У меня своей работы по самое горло. Вот-вот сезон шишкобоя начнётся, а потом охота.
– Но, позвольте, я имею официальное согласие от Мареевского сельсовета относительно вас. Товарищ Севастьянов меня заверил! К тому же от него к вам имеется пакет. Никандр Николаевич, – обратилась она к мужчине с бобриком, – пакет товарищу Лисицыну у вас?
Хомутников вытащил из внутреннего кармана своей куртки-спецовки конверт, сложенный вдвое, и подал его Лисицыну.
Развернув письмо, Лисицын читал его не спеша, с трудом.
– Нет, товарищи хорошие, распоряжение Севастьянова мне не указ. Моё начальство – правление колхоза. Тут Севастьянов пишет, что, мол, председатель колхоза Изотов не возражает, он поставлен в известность… Я бригадир, и пусть мне укажет правление. Вот так, товарищи хорошие…
Лисицын победоносно посмотрел на Соловушкину и перевёл взгляд на Хомутникова.
– Но это же формальный подход, товарищ Лисицын! – воскликнула Соловушкина. – Поймите, что вы ставите нас в безвыходное положение… У нас предусмотрены сроки, мы не можем их срывать, нас взгреет за это трест, а трест получит нахлобучку от министерства. А ведь и министерство тоже в ответе. И перед кем? Перед самим правительством! Это же надо понимать, товарищ Лисицын.
Соловушкина сопровождала свой залп красноречия выразительными жестами. Руки у неё были маленькие, пальчики короткие, на ногтях краснели пятна маникюрного лака.
– А вы думаете, вы одни с понятием? Вы думаете, если вы трест, то умнее вас нету? Если ваш трест такой умный и всё понимает, то зачем он вас послал в синеозёрские леса, где вам совершенно нечего делать? – Лисицын отступил немного от Соловушкиной, уткнув руки в бока.
