Маня терпеливо выслушала сваху и, взглянув на жениха, с волнением, задыхаясь, сказала:
– Не пойду за вас. Не лежит у меня к вам сердце. Зря вы пристаете. Я зимой еще вам об этом сказала. – Она повернулась и быстрыми шагами ушла в горницу.
Степан не ожидал этого. Он трахнул о стол кулаком, закричал:
– Выйди! Слышишь? Не позорь мою голову!
Но Маня не вышла и не отозвалась. Степан кинулся в горницу. Мани и тут не было. Он заглянул под кровать, за дверь, потом подскочил к раскрытому окну: не оглядываясь, Маня бежала вдоль по улице к речке.
Под кручей Маня дождалась прихода Артема. Он все уже знал. Ромка Горбачев, услышав от матери о приезде к Дубровиным сватов, побежал к Строговым.
Маня бросилась к Артему, обвила его шею руками и зарыдала. Артем крепко обнял ее и, целуя, прослезился. Обнявшись, они долго стояли без слов.
Потом все так же молча Артем за руку увел девушку в густой тальник, усадил на чистый и мягкий, будто просеянный через сито песок и спросил:
– Маня, как же дальше-то думаешь быть? Ведь мне скоро на призыв…
Маня подняла на него заплаканные глаза.
– Как хочешь, Артюша.
Артем и сам понимал, что жизнь Мани зависит теперь от него. Он опустил голову и задумался.
Нет, отказаться от Маняшки он не мог. Но мысль о том, что он так скоро должен стать ее мужем, привела его в растерянность.
„Что же мне делать?“ – повторял про себя Артем.
Маня сидела молча, неподвижно, только плечи ее слегка вздрагивали, как от холода. Он чувствовал, с каким трепетом ожидает она ответного слова.
– Артюша… – произнесла она еле слышно.
Артем поднял голову и посмотрел на нее пристальным взглядом.
– Не надо меня жалеть. Если я не по сердцу или не время еще тебе, я за этого просватаюсь и… утоплюсь.
Маня проговорила это твердо, но тотчас же глаза у нее снова наполнились слезами. Артем больше не колебался.
– Маня, ты не горюй, – заговорил он, беря девушку за руку. – Я скажу маме, чтоб скорее сватов наперебой тем посылала.
Они просидели в кустарнике чуть не весь день. Уже перед вечером Маня крадучись вышла из кустарника и, ободренная и обрадованная обещаниями Артема, пошла домой. Артем проводил ее взглядом и, переждав немного, отправился той же дорогой.
Взойдя по ступенькам на кручу, он встретил ватагу ребятишек, игравших в бабки. Увидев его, ребятишки прервали игру и стали говорить, что мать и Маришка бегают по селу и ищут его.
„Зачем я им? Может, тятя с Максимкой вернулись?“ – подумал Артем.
Но, еще не перешагнув порога, он понял, зачем его искали. В прихожей было тихо. Дед Фишка сидел у окна, понуря голову. Агафья привалилась к кровати на подушки, и трудно было понять, тяжело дремлет она или усердно думает. Анна сидела за столом, и на черных длинных ресницах ее висели слезинки. Маришка приютилась у ног бабушки на маленькой коротконогой скамейке.
– Сынок, к старосте твой год собирают. Завтра отправка, – всхлипнув, сказала Анна.
Заплетаясь ногами, Артем прошел в горницу и сел у столика. Заглянув в зеркальце, стоявшее на столике, он подумал о себе, как о постороннем: „Маленьким был – хотелось тебе большим стать скорее, большим стал – маленьким завидуешь. Что ты ей теперь скажешь? Как она жить без тебя станет?“
– Сынок, иди пообедай, – входя в горницу, проговорила Анна.
Артем с досадой махнул рукой, – не до еды, дескать, тут, но в тот же миг одумался: „Жить-то ведь надо“. И, выйдя из горницы, сел за стол.
Дед Фишка пододвинулся к нему, начал рассказывать что-то с явным намерением утешить внука. Но рассказ закончить не удалось. В окно заглянул Егор Селиванов, дежуривший в эти сутки при старосте.
– Беги, Артем, на сборную. Все твои годки собрались, одного тебя не хватает.
Артем отложил ложку, поднялся, нахлобучил до самых глаз картуз и вышел.
Вечером он опять был с Маней. Они сидели у церковной ограды, под развесистыми ветками черемуховых кустов. Маня рассказывала самое безотрадное: отец не посчитался с ее отказом и ударил со сватами по рукам.
– Что ж, Маня, иди, коли велят; меня, может, убьют на фронте… Вспомни когда-нибудь… – проговорил Артем срывающимся от еле сдерживаемых рыданий голосом.
Маня встала перед ним на колени, подняла голову и, перекрестившись на церковь, горячо сказала:
– Пусть бог нам будет, Артюша, свидетель! Убьют тебя – жить ни одного дня не стану, а не убьют – буду ждать хоть пять, хоть десять лет. Возьми-ка мое колечко.
Маня сняла маленькое серебряное с эмалью кольцо и надела Артему на мизинец. Потом она встала, троекратно перекрестилась, подняла Артема за руку и, что-то нашептывая, крепко поцеловала его.
