посевы и радовалась. Теплые дожди поправили озимые. Тревога за посевы исчезла.
– Хорошие нынче будут хлеба, – шептала Анна, осматривая поля.
Второй год она держала в своих руках хозяйство Строговых. Держала цепко, умело.
Прошлое лето она управилась с уборкой раньше всех. У многих мужиков еще стояли овсы на корню, а у Строговых все было обмолочено и зерно перевезено в амбары.
Зимой, первый раз за всю жизнь на пасеке, Захар отвез два воза ржи в село и продал купцу Голованову. На вырученные деньги он накупил ситцу, сахару, конфет внуку и положил на стол несколько бумажек и еще горсть серебряных монет. Анна прижимала ситец к себе, рассматривала его, пересчитывала деньги.
Захар понял, чему радуется сноха.
– Блестишь ты, Нюраха, нынче, как начищенный грош. Ну-ну, блести – на твои труды куплено!
Сначала Захар плохо верил в способности молодой хозяйки. Однако жизнь убедила его в другом. Анна умела все делать верно, скоро, без ошибок. Захар стал реже кричать на невестку, чаще советовался с ней и больше уже не говорил, что только на пчеле держится хозяйство Строговых.
Анна любила осматривать пашни и бывала там почти каждый день. Теперь она дорого ценила свое время и на поля, расположенные в версте от пасеки, ездила верхом.
Однажды утром, обойдя полосы, она увидела рядом со своей лошадью чужую и остановилась, удивленно ища глазами приехавшего человека.
Демьян Штычков стоял в нескольких шагах за ее спиной, в кустарнике. Крадучись, он приблизился к ней. Но Анна обернулась на шорох и, заметив Демьяна, весело засмеялась. Этот девичий смешок поднял в душе Демьяна смутные надежды.
– Как это тебя сюда занесло? – спросила Анна.
– К тебе ехал, Нюра. Нету сил моих…
Демьян обнял Анну, но она сильной рукой отстранила его.
– Не надо, Дема, не хочу грешить. Перед богом клятву дала… Сядь-ка, поговорим.
Демьян покорно опустился на землю.
Стояло светлое, лучистое утро. После вчерашнего вечернего дождя земля еще не высохла, и прохладный воздух был чист и прозрачен. Лесистые гребни холмов окутывала синева. От свежераспаханной земли пахло чем-то сытным и пресным.
– Ты не сердись на меня, Дема, – заговорила Анна. – Давно я собираюсь кое о чем спросить тебя. Ты мне скажи, так или не так это было, как в народе болтают?
– Об Устинье говоришь? – Демьян расстегнул ворот холщовой рубахи, точно дышать ему стало трудно.
– Об ней.
– Враки!
– Не бивал ее?
– Не отопрусь, это было. Какой мужик свою бабу не бьет?
– Нет, не каждый. Матюша мой пальцем меня ни разу не тронул.
– Э! – воскликнул Демьян. – Такую, как ты, я бы на руках носил.
Анне приятно было слышать это, и она улыбнулась.
– Так говоришь только. А в жизни чуть не угодила бы – бить… Раз у тебя на Устиньку рука поднялась, и мне бы не миновать того же. А Матюша не такой! У него рука на жену никогда не подымется… За что же ты бил Устиньку?
– За тебя.
– Как это так?
– А так… ночью сплю, и чудится мне, будто сплю в обнимку с тобой, проснусь, а рядом – полудурья моя. Ну, иной раз и вдаришь, не без того.
– Дьявол ты… Не жалко?
– Все из-за тебя.
– Ты не чуди, Демьян! Этот грех на тебе лежит, со мной ты его не поделишь, нет, нет! А Матюшку за что хотел порешить?
– Тоже из-за тебя… Думал: убью, спрячу в омуте – и след простыл. А потом к тебе. Сама на поля ко мне прибегала.
Анна виновато опустила голову.
– Ох, и пострадал я тогда, Нюра! Пока Матюха не уехал, жил как в лихорадке. Думал: либо сам прикончит, либо на сход выведет. Слава богу, обошлось мирно.
– Нет, Матюша не такой! – сказала Анна. – Он добрый, он зла не помнит.
Анна поднялась. Демьян поспешил к ней, пытаясь обнять, но она остановила его, – подняв руку, гневно сверкнула глазами:
– Я своему слову хозяйка!
