– Выпьем, гостечки, еще по одной, – предложил Евдоким.
Горница наполнилась говором, шумом, и опьяневший дед Фишка, обняв за плечи старуху Федота Мишукова, затянул песню.
Не любивший водки Матвей Строгов в пьяных компаниях чувствовал себя одиноким. Анна вначале была внимательна к нему, прижималась, шептала что-то о себе, об Артемке, но когда Агафья предложила ей петь, голос ее зазвенел, выделяясь из нестройного хора, и она вся отдалась песне.
– Эй, Дениска, беги в винопольку, купи еще бутылку водки! – закричал Евдоким сыну.
– Постой, воротись! – остановил подростка Захар Строгов. – На деньги, купи не бутылку, а четверть.
– Да куда ты столько, черт-ерыкалка! – пыталась остановить его Агафья.
Но Захар опрокинул табуретку и, блестя помолодевшими голубыми глазами, закричал:
– Родного сына, старуха, встречаем! Грех скупиться, сват Евдоким!
Будто собираясь покурить, Матвей вылез из-за стола и вышел на крыльцо.
С высокого крыльца юткинского дома хорошо было видно село. Волчьи Норы зеленели огородами и палисадниками. За околицами извивалась речка, по левому берегу ее чернели незасеянные пашни. А дальше тянулись волнообразные холмы, щетинившиеся вековыми сукастыми лиственницами.
Матвей вдохнул в себя теплый, пахнущий полынью воздух, потянулся так, что хрустнули кости, и, прищурив глаза, долго смотрел на село, на пашни, на лес, на синеющий горизонт.
Перед ним лежала его родная сибирская земля. Сколько раз с тоской вспоминал он ее там, на Дальнем Востоке!
Он не торопясь сошел с крыльца и направился к речке. Скоро его догнал Дениска, уже успевший сбегать за водкой.
– Ну, веди меня на остров. Давно нашим лесным духом не дышал, – покосившись на него, сказал Матвей.
Белобрысый Дениска важно приосанился. Не простое дело идти рядом с настоящим солдатом. Эх, видели бы его ребята!
Они спустились к речке и по сырому чистому песку прошли на остров, заросший топольником, ивняком, черемушником.
Много лет тому назад небыстрая речка образовала у села новое русло. Будто назло хозяйкам, она отвернула от огородов саженей на сто в сторону и, обогнув село полукругом, опять соединилась в один рукав. Лет двадцать – так считали старики – остров был гол и пуст. Лишь изредка туда на самодельных плотах перебирались отчаянные ребятишки. Мало-помалу остров зарастал тальником, топольником, черемушником. Незаметно образовалась настоящая таежная чаща-трущоба. Старое русло забросало песком, мусором, и однажды засушливым летом волченорцы увидели, что на остров есть сухопутный переход.
Теперь на острове уже подымались высокие тополя, черемуховые и тальниковые ветви стелились над водой. Ребятишки понастроили там пещер и потайных ходов, устраивали охоты на воображаемых волков и медведей. В праздничные дни парни и девки собирались на острове, пели песни, а потом парами расходились и прятались в густых зарослях тальника и черемухи.
Матвей улыбнулся. На него повеяли юксинские запахи.
От невысохшего озерка несло плесенью, густые заросли белоголовника дышали медом, от черемушника тянуло чем-то слегка горьковатым. Не хватало только запаха смолы. Прошли годы, а Матвей помнил, как пахнет юксинский кедровник в эти жаркие дни.
– Стосковался, Матюша? – спросил мальчуган.
– Стосковался, Денис! Стосковался, брат! – ответил Матвей, не скрывая слез, заблестевших в уголках глаз.
Они стояли в чаще черемуховых кустов, над ними голубело бездонное небо; посвистывая крыльями, проносились стаи резвившихся ласточек-береговушек.
– Там по-другому, Денис, – сказал Матвей.
– Плохо? – насторожился подросток.
– Нет. Там тоже хорошая земля. У нас вот топольник да ивняк, а там плодовые деревья растут. Солнечно там, не в пример нашим краям. – Матвей помолчал, вздохнул полной грудью, опять улыбнулся. – Хороши там края, а наши лучше. Зверь – и тот к месту привыкает, а о человеке и говорить нечего. Ну, давай сядем вот тут, охолонем маленько. Жарко!
Он расстегнул ворот мундира и сел на землю.
Дениска стоял возле него, переминался с ноги на ногу.
– А земли китайские не видел, Матюша?
– Отчего же? Видал. Бывало, зайдем с Антоном Топилкиным на сопку – горы там так называются – и смотрим. Деревушка ихняя неподалеку была. Избенки маленькие, из прутьев и глины, фанзами зовутся. Смотришь: на быках землю пашут, воду на себе возят. Работяги! Когда ни посмотри – всё в земле копаются. А живут страсть как бедно.
– Наши богаче живут?
– И у нас, Денис, всякие есть, а все-таки, пожалуй, наши лучше живут. Простору у нас больше. Опять же, не везде. В России, говорят, деревни чуть не через каждую версту.
Дениска слушал солдата затаив дыхание. Теперь ему есть что рассказать товарищам. Теперь даже Филька, рябой драчун, будет относиться к нему как к равному и перестанет дразнить его не совсем
