– А ты не горюй, батя, он еще образумится. Я уговорю его.
– Была бы честь оказана, – не веря дочери, буркнул Евдоким, – а так и без него обойдемся.
Утром в день красной горки в село поехали Захар, Агафья и Анна. Матвей с Артемкой и дед Фишка остались дома.
Старый охотник, чтобы не вязались к нему, притворился хворым. Так же, как и племянник, он возненавидел Евдокима Юткина и Демьяна Штычкова на всю жизнь.
4
Двор Юткиных по случаю свадьбы был выметен и усыпан песком, в доме шли последние приготовления.
В полдень женихова родня на разряженных лентами и цветами лошадях покатила в Балагачеву за невестой.
На полосатых дугах звенели колокольчики, на сбруе блестели начищенные бляхи. Свадебный поезд, пополненный невестиной родней, возвратился в Волчьи Норы перед вечером.
У церкви уже толпился народ. Всем хотелось взглянуть на невесту. Она шла, окруженная подругами, опустив глаза, и краснела от громких бесстыдных замечаний, которые неслись из толпы.
Когда из церкви приехали к Юткиным, новая родня удивила всех своим блеском. Одних девушек – подруг невесты – набралось не меньше десятка. На них были одинаковые белые платья с цветными вышивками, и пели они звонко и слаженно:
Одна из подружек взяла тарелку и стала с нею обходить гостей. На тарелку посыпались пятаки, гривенники. Захар бросил полтинник, Евдоким осторожно, как в церковную кружку, положил медный пятак.
В толпе, осаждавшей окна юткинского дома, отсутствие Матвея Строгова на свадьбе заметили не сразу.
– Эй, ребята, а где же Матюха?
– Верно, где он? – взволновались зеваки.
– Сказывают, осерчал он на Евдокима за прошлогоднюю охоту. Ладно, он не сробел, а то бы не жить ему. Первого медведя будто из ружья застрелил, другого, сказывают, как схватил за язык, так все нутро ему прочь и вывернул.
– Силач!
– Уж что и говорить.
– И гордяка! На свадьбу, вишь, не приехал.
– Да и поделом! Им, чертям, Юткиным, только и остается, что в рожу плюнуть. Все село в кулак зажали.
Свадебная гулянка затянулась почти на неделю.
Анна уехала раньше. Она была на сносях, и свадебная толкотня утомила ее.
5
Перед отъездом Кондрата Буянова домой Евдокиму захотелось показать ему свое хозяйство. Работник Михайла запряг в тележку буланого жеребца, и хозяин, прихватив с собой Демьяна Штычкова, повез свата смотреть маслобойку. Хитрый Кондрат был несловоохотлив.
– Хорошо облажено, – сказал он, выходя из маслобойки.
– Это еще что, сват! Ты вот мельницу погляди, – и, не спросив своих спутников, хотят ли они ехать дальше, Евдоким свернул в проулок и повез их за село.
Пахота еще не начиналась, на полях было пусто, кое-где в ложбинах белели нерастаявшие кучки снега.
Евдоким покрикивал на жеребца, и тот, оттопырив хвост, мчал тележку так, что у седоков ветер свистел в ушах. Уже начинало смеркаться, и Евдоким торопился засветло доехать до мельницы.
На плотине, у самой мельницы, буланый остановился и захрапел.
Евдоким прикрикнул на него, жеребец вздрогнул, но стоял, прядая ушами.
Демьян соскочил с телеги и побежал посмотреть, что преграждает путь.
– Мост разворочен, Евдоким Платоныч! – крикнул он.
– Держи, сват. – Евдоким сунул в руки Кондрата вожжи и побежал к Демьяну.
Тот стоял на плотине, возле желоба. Мосток через желоб, по которому вода шла к мельничному колесу, был сброшен в пруд. С мельницы донеслись глухие удары. Там что-то рубили.
– Идем вброд, – сказал Евдоким и шагнул в желоб.
Вода доходила ему до колен и текла очень быстро. Пошатываясь, Евдоким перебрался на другую сторону. Демьян полез за ним.
Бегом они бросились к мельнице. Дверь оказалась открытой.
– Кто там? – закричал Евдоким.
Никто не отвечал. Но в тот же миг что-то затрещало и бултыхнулось в воду.