— Я это чувствую.
— Можете идти, Билли. Не знаю, как быть с этим мальчиком. Насколько я вправе подвергать его опасности.
— Какой опасности, Холмс?
— Опасности внезапной смерти. Я не удивлюсь, если сегодня вечером что-нибудь произойдет.
— Но что именно?
— Например, меня убьют.
— Не может быть, Холмс, вы шутите!
— Даже при моем отсутствии юмора я мог бы придумать лучшую шутку. Но пока что мы можем наслаждаться жизнью, верно? Спиртные напитки вам не противопоказаны? Сифон и сигары на прежнем месте. Надеюсь, вы еще не презираете мой жалкий табак и трубку? В эти дни они должны заменить мне еду.
— Но почему вы отказываетесь от еды?
— Потому что голод обостряет умственные способности. Мой дорогой Уотсон, вы, как врач, должны согласиться, что при пищеварении мозг теряет ровно столько крови, сколько ее требуется для работы желудка. Я сейчас один сплошной мозг. Все остальное — не более чем придаток. Поэтому я прежде всего должен считаться с мозгом.
— Но вы говорили о какой-то опасности, Холмс?
— Ах да, на всякий случай вам, пожалуй, не мешает обременить свою память адресом и именем убийцы. Вы сможете передать эти сведения в Скотленд-Ярд в виде прощального привета от преданного Холмса, Его зовут Сильвиус, граф Негретто Сильвиус. Запишите: Мурсайд-Гарденс, 136, Норд-Вест. Готово?
Честное лицо Уотсона нервно подергивалось. Ему было слишком хорошо известно, что Холмс никогда не останавливался ни перед какой опасностью и скорее склонен был недооценивать ее, чем преувеличивать. Уотсон не привык тратить время даром и решительно поднялся.
— Можете располагать мной, Холмс, в ближайшие дни я совершенно свободен.
— В моральном отношении вы нисколько не изменились к лучшему, Уотсон. Ко всем вашим старым порокам добавился еще один — вы научились лгать. Весь ваш вид говорит о том, что вы загруженный работой врач, которого осаждают больные.
— Среди них ни одного сколько-нибудь серьезного. Но разве вы не можете арестоватъ этого человека?
— Конечно, могу, Уотсон, поэтому-то он так и беспокоится.
— Так в чем же дело?
— Дело в том, что я не знаю, где бриллиант.
— Ах да, Билли рассказывал — бриллиант короны.
— Вот именно, огромный желтый камень Мазарини. Я расставил сети, и рыбка уже попалась, но я еще не получил камня. Какой мне толк забирать грабителей? Разумеется, мир станет лучше, если всех их посадить за решетку. Но у меня другая цель — мне нужен камень.
— Так, значит, граф Сильвиус — одна из попавшихся рыбок?
— Да, и при этом акула, которая кусается. Другой — Сэм Мертон, боксер. Сэм — неплохой парень, но граф использует его для своих целей. Он не акула, а всего только глупый большеголовый пескарь. Но все равно он тоже бьется в моих сетях.
— А где этот граф Сильвиус?
— Я сегодня все утро провел у него под самым носом. Вы ведь видели меня в роли старухи. Но так удачно, как в этот раз, у меня еще никогда не получалось. Граф даже поднял мой зонтик со словами «Позвольте мне, сударыня», он ведь наполовину итальянец и, как истинный южанин, умеет быть чрезвычайно любезным, если только он в духе, но если не в духе, — это сущий дьявол. Как видите, Уотсон, в жизни случаются прелюбопытные вещи.
— Но это могло кончиться трагически.
— Не спорю. Я шел за ним до мастерской старого Штраубензе на Майнорис. Ему там изготовили духовое ружье — великолепная штука, и, если не ошиблось, сейчас она находится в окне напротив. Вы видели манекен? Ах да, Билли вам показывал. В любой момент в эту прекрасную голову может угодить пуля. В чем дело, Билли?
Билли вошел с карточкой на подносе. Холмс взглянул на карточку; брови его поднялись, и на губах появилась усмешка.
— Он решил пожаловать сюда собственной персоной. Этого я не ожидал. Надо хватать быка за рога, Уотсон. Этот человек способен на все. Вы ведь, наверное, слышали, что граф — знаменитый охотник на крупного зверя. Если ему удастся заполучить в свой ягдташ и меня. Это будет достойным и блестящим завершением его спортивной карьеры. Он, конечно, чувствует, что я вот-вот его настигну. — Пошлите за полицией.
— Вероятно, я так и сделаю, но не сейчас. Поглядите хорошенько, Уотсон, нет ли кого на улице.
Уотсон осторожно выглянул из-за шторы.
— Какой-то верзила стоит около двери.
— Ну так это Сэм Мертон, преданный, но не слишком далекий Сэм. Где же этот джентльмен, Билли?
— В приемной, сэр.
— Когда я позвоню, впустите его.
— Слушаюсь, сэр.
— Если меня не будет в комнате, все равно впустите его.
— Слушаюсь, сэр.
Уотсон подождал, когда закроется дверь, и затем с горячностью обратился к своему собеседнику:
— Послушайте, Холмс, это просто невозможно. Это же отчаянный человек, он ни перед чем не остановится. Может быть, он пришел сюда, чтобы убить вас.
— Что же, я нисколько не удивлюсь.
— В таком случае, я останусь с вами.
— Ваше присутствие может очень помешать.
— Ему?
— Нет, мой дорогой, мне.
— И все-таки я не могу оставить вас одного.
— Нет, Уотсон, вы можете и должны это сделать, вы еще никогда не выходили из игры. Я уверен, что и на этот раз вы доведете ее до конца. Этот человек явился сюда ради своих целей, но, возможно, он останется здесь ради моих. — Холмс вытащил записную книжку и написал несколько строк. — Поезжайте в Скотленд-Ярд и передайте эту записку Югелу из отдела уголовного розыска. Возвращайтесь обратно с полицией, и тогда графа можно будет арестовать.
— Я охотно помогу вам в этом.
— Надеюсь, до вашего возвращения у меня как раз хватит времени, чтобы выяснить, где камень.
Холмс позвонил.
— Пожалуй, нам лучше выйти через спальню. Чрезвычайно удобно иметь второй выход. Я предпочитаю поглядеть на свою акулу так, чтобы она меня не видела, и, вы ведь знаете, для таких случаев у меня кое- что придумано.
Таким образом, когда через минуту Билли впустил Сильвиуса, в комнате никого не было. Знаменитый стрелок, спортсмен и франт был крупный смуглый мужчина, его огромные черные усы прикрывали тонкий жестокий рот, над которым нависал длинный крючковатый нос, напоминавший орлиный клюв. Он был хорошо одет, но его яркий галстук, сверкающая булавка и блестящие кольца слишком резко бросались в глаза. Когда дверь за ним затворилась, он свирепо и вместе с тем испуганно огляделся, словно ожидая на каждом шагу ловушки. Вдруг он резко вздрогнул, заметив у окна безмятежно склоненную голову и воротник халата, видневшийся из-за спинки кресла. Сначала на его лице выразилось полнейшее изумление. Затем черные глаза убийцы радостно сверкнули. Он еще раз осмотрелся кругом, чтобы убедиться, что его никто не видит, и затем, приподняв свою тяжелую палку, подкрался на цыпочках к молчаливой фигуре. Он уже присел, чтобы сделать последний прыжок и нанести удар, как вдруг из открывшейся двери спальни его остановил спокойный и насмешливый голос Холмса:
