Как можно требовать от солдат, офицеров и генералов, борющихся на фронте, сложить оружие, прекратить бессмысленное сопротивление и перейти на сторону Национального комитета, когда самый высший генерал в плену, не находится больше в сфере влияния геббельсовской пропаганды, который в состоянии обе стороны оценить и в военном, и в политическом отношении, сам еще стоит в стороне от борьбы за спасение немецкого народа? Здесь, господин генерал-фельдмаршал, перед Вами будет стоять новая, гораздо лучшая задача и ответственность. Ваш голос и Ваше имя имеют большой вес и большое значение для завоевания наших еще борющихся солдат, офицеров и генералов на фронте, для целей Национального комитета. Я представляю себе, например, как бы Вы, господин генерал-фельдмаршал, обратились к окруженным войскам и рассказали бы им из личного опыта, как «фюрер» выбил Вас и Вашу армию под Сталинградом. Я могу себе представить, что Вам удалось бы целую дивизию или даже несколько дивизий сагитировать для перехода на сторону Национального комитета. Разве Вы не вздохнули бы легче, добившись такого успеха?
Господин генерал-фельдмаршал, разве не с каждым днем все больше на Вас давит тяжесть вины в уничтожении 240000 лучших немецких людей, когда Вы видите, что теперь один Сталинград следует за другим? Эту огромную, живую, народную силу Вы имели возможность спасти, господин генерал- фельдмаршал, если бы Вы тогда, тремя неделями ранее, приняли бы почетные условия капитуляции против приказа Гитлера. Все равно, потом была капитуляция, также против приказа, но только тогда, когда осталось уже 90 000 солдат из 330 000. Солдаты и офицеры погибали, выполняя свой долг, но требовать этого от них в Сталинграде — было сумасшествием. Хотите Вы, господин генерал-фельдмаршал, чтобы это массовое убийство немецкого народа так и продолжалось? Не взывают ли умоляюще к вам мертвые Сталинграда: «Останови!» и «Встань и действуй!» Не чувствуете ли Вы себя отцом семейства, обязанным стряхнуть все, что позади Вас, здесь, в плену, используя всю власть, как генерал-фельдмаршал, и бороться против Гитлера, чтобы спасти то, что можно еще спасти живого от немецкой семейной жизни? Разве можно сравнить то, что можно еще выиграть, с тем, что уже потеряно?
Господин генерал-фельдмаршал, долг перед отечеством требует от Вас ненависти и борьбы против Гитлера и его сподручных. Мертвые Сталинграда требуют от Вас, чтобы их смерть имела, по крайней мере, тот смысл, что откроет глаза немецкому народу и поднимет его против своих губителей.
Поднимитесь, господин генерал-фельдмаршал, и скажите немецкой армии, которая еще слепо повинуется приказам Гитлера, последнюю волю Сталинградской армии! Мы, которые счастливо спаслись от уничтожения, мы, молодые офицеры и солдаты, — мы ждем Вас.
Штабной врач — Вильгельм Гаденхорст,
начальник санитарной роты 1/88 18-й танк. дивизии».
Но фельдмаршал Паулюс — внешне еще оплот сопротивления, а фактически, сознательно или бессознательно, находится под влиянием группы тех генералов, которые не поддаются никакому влиянию и не готовы к честному сотрудничеству с Россией.
Эта группа по-прежнему руководит им. Однако он в основном убежден в необходимости честного сотрудничества с СССР, во всяком случае, при условии существования свободной и независимой Германии.
Паулюс пользуется авторитетом, но это проявляется только в вопросах этикета и распорядка в доме. Чужие мнения он не подавляет, действует примиряющим образом на спорящих. О своем отношении к национал-социализму не высказывается, старательно уклоняясь от политических разговоров. В общем, он надломленный человек, и вся его теперешняя жизнь проходит под знаком поражения его армии под Сталинградом. Эта мысль настолько угнетает его, что все остальное отступает на задний план.
Неприятным для Паулюса эпизодом было вступление 25 июля 1944 года в «Союз немецких офицеров» его бывшего адъютанта — полковника Адама. В тот же день полковник Адам, в присутствии фон Зейдлица, заявил Паулюсу о своем вступлении в союз. Это заявление Адама Паулюс воспринял спокойно, заявив: «Я вас понимаю, полковник, но что касается меня, то я хочу получить ясное представление об обстановке».
В тот же день Паулюсу было вручено обращение 16 военнопленных генералов, которое произвело на него сильное впечатление. После ознакомления с указанным заявлением Паулюс в беседе просил дать ему возможность побеседовать с этими генералами, указав, что подписавшего заявление генерала Мюллера он знает лично.
В беседе с Винценцем Мюллером, проходившей 31 июля, Паулюс продолжал придерживаться своей прежней позиции, считая, что гитлеровское руководство успешно справится с восставшими генералами и будет в состоянии продолжать войну. Он верит, что Гитлеру удастся восстановить положение на Восточном фронте и добиться приемлемых для Германии условий мира.
Обращение 16 немецких генералов Паулюс рассматривает как «удар в спину германской армии»1 и объясняет его тем, что генералы подписались под сильным впечатлением поражения. Сам он такого шага сделать не может, так как это противоречило бы его убеждениям.
На твердо поставленный сотрудниками вопрос об изменении его позиции и участии в выступлении против Гитлера Паулюс, ссылаясь, как обычно, на свое положение военнопленного, отказался от активного выступления против Гитлера.
В начале августа 1944 года с фельдмаршалом неоднократно беседуют сотрудники УПВИ1. Затем они вспоминали о встречах с Паулюсом так: «Паулюс заявил, что в результате наших бесед с ним, а также под влиянием изменившейся обстановки и разговоров с Мюллером он серьезно намерен пересмотреть свое отношение к публичному выступлению против гитлеризма, но ищет удобную форму, которая не была бы истолкована в Германии, как «удар в спину германской армии».
Сообщение о разрыве Турцией дипломатических и экономических отношений с Германией произвело на Паулюса ошеломляющее впечатление. Прослушав это сообщение, Паулюс старался скрыть навернувшиеся слезы. Успокоившись, он заявил, что за разрывом отношений следует ожидать высадки союзниками десанта на Балканах и что разрыв отношений, наряду с другими целями, преследовал и удаление из Турции официальных немецких представителей и агентуры, которые могли обнаружить подготовку десанта.
В ходе дальнейшего разговора Паулюс меня спросил: «Какие предвидятся изменения в уже начертанной судьбе Германии, если я присоединюсь к движению?»
Ответ: Ваш призыв к армии означает спасение многих тысяч немецких жизней, ибо поднимает голос человек, которого уважает и знает вся армия. Он показывает выход из катастрофического положения.
С вашим присоединением к движению представительство новой, демократической Германии становится серьезным фактором, который нельзя будет обойти, когда будет решаться судьба будущей Германии.
Паулюс (иронически): А заслуженные господа из Национального комитета?
Ответ: Заслуженные господа из Национального комитета заслужили себе полное право требовать от вас, чтобы вы присоединились к ним и стали во главе движения.
Паулюс: Но мне же говорят, что у меня нет совести...
Ответ: Вы должны понимать, что с вами говорил представитель государства, которое твердо хочет, чтобы это бессмысленное кровопролитие прекратилось — дискуссия по этому вопросу ведется с вами уже год, а вы выставляете наивные и смешные аргументы, чтобы обосновать вашу отрицательную позицию.
Положение выглядит так: 27 генералов немецкой армии говорят и пишут: «Необходимо убрать Гитлера — он нас вел и ведет в пропасть», — а вы маршал — молчите... Ваше молчание равно громкому призыву в этом специфическом моменте, призыву к продолжению кровопролития, а этого не допустят ни генералы, ни мы — вы должны сказать решительное слово.
Паулюс: Если вы так ставите вопрос, то вы должны и понять, что я не могу менять свою позицию под нажимом ультиматума — я должен подумать; бесспорно, что беседа с генералом Мюллером внесла в мою концепцию новые элементы ориентации, но я должен их еще обдумать. Я должен всем этим поделиться со своими друзьями в Войково; потом я могу принять решение. Скажите, как обстоит вопрос с формированием немецкой армии из числа военнопленных?
Ответ: Насчет армии я точно не могу вам сказать, но, видите ли, до сих пор ее не сформировали, несмотря на то что массы немецких военнопленных требуют от нас создания такой армии — они хотят
