открыть шкаф (который стоит в столовой) и выпить рюмку.
Далее генерал Лейзер мне сказал, что генерал Штреккер очень переживает, он не мог еще примириться с новым положением в связи с изменением моей позиции, выраженной в заявлении.
Вечером того же дня я получил папку с бумагой — для подготовки заявления, которое нужно обязательно написать от руки. Первый важный документ всегда пишется от руки— это уже такое архивное правило.
11 августа 1944 года. В 7 часов вечера я поехал с господином полковником в Москву, в санчасть НКВД (стоматологическая клиника). В автомашине я сказал, что меня занимает теперь вопрос, как включаться в активную работу, чтобы помочь своей стране.
Господин полковник ответил, что окруженная группировка в Прибалтике1 это большой объект для активной помощи и я должен найти способ и слова к этим обреченным солдатам и офицерам, чтобы их спасти.
В этот же день я пригласил генерала Зейдлица на воскресенье к себе. С Зейдлицем должны приехать господа Пик и Вайнерт. Я хочу обсудить вместе с ними все вопросы моего сотрудничества в Национальном комитете, а также воззвание к окруженной Северной группировке.
Теперь я также жду с нетерпением результатов поездки генерала фон Армина в лагерь № 48, в Суздаль. Кроме того, я хотел бы еще встретиться с полковником фон Бело, чтобы узнать, согласен ли он работать вместе с нами.
Прием в стоматологической клинике и работа врача произвели на меня очень хорошее впечатление. В Германии редко можно найти такое прекрасное техническое оборудование.
12 августа 1944 года. Я сегодня гулял с генералом Лейзером. Он мне рассказал, что результаты поездки генерала фон Армина в лагерь № 48 плохие. Только генералы Роске и Дреббер согласились с моей новой позицией. Они хотели ехать в Москву, остальные генералы не отказались совсем, но и не решились на этот шаг.
Лейзер объяснил это тем, что они все ненавидят «Союз немецких офицеров» и поэтому сдерживаются, но все они против Гитлера. Он, Лейзер, об этом знает.
Затем он меня спросил, что произошло с генералом Роденбургом. Я ответил, что Роденбург потерял свою честь генерала, занимался темными делами — заговором и бегством. После того как он вернулся из Войково, он начал преступную деятельность, наверное, по приказу некоторых войсковых генералов. Это двурушничество было быстро установлено, и мы, по ходатайству «Союза немецких офицеров», его послали в Суздаль, вместо того чтобы его судить.
Генерал Лейзер сказал: «Да, Роденбург склонен к авантюризму». Тут я сказал, обращаясь к подошедшему гос подину полковнику: «Ну, что вы скажете о результатах поездки генерала фон Армина? Я очень удивлен, почему полковник Шильдкнехт отказался ехать ко мне — он был бы здесь очень полезным».
Господин полковник ответил, что для него совершенно ясно, что люди в лагере № 48 не смогли так скоро пересмотреть свою позицию.
Генерал фон Армин должен был несколько дней там побывать и обстоятельно с ними побеседовать. Я уверен в том, что генералы и полковники скоро напишут письмо с известием о том, что они меня поддерживают.
Кроме того, я хотел бы послать генерала Штреккера в лагерь № 48. Ему, Штреккеру, наверное удастся переубедить генералов и Шильдкнехта.
Позднее генерал Штреккер согласился поехать на некоторое время в лагерь № 48, чтобы там уговаривать остальных генералов.
Уж если я решился на этот шаг, невзирая на мою семью, то я хочу довести дело до конца, я хочу объединить всех генералов и включиться в активную работу. У генералов из Войково такие же тормоза, какие были и у меня, а именно — уверенность в том, что:
1. Работа «Союза немецких офицеров» ведется на разложение армии;
2. Наши семьи, которые, без сомнения, попадут под террор Гитлера.
Но все-таки надо решаться. Я поинтересовался, почему не доставляют нам информацию (сводки германского командования и радиоперехваты).
Господин полковник ответил, что на следующей неделе мы их получим точно; что на этот счет уже дано указание, но это будет начиная с понедельника.
13 августа 1944 года, воскресенье. Сегодня вечером я спросил господина полковника: «Для принятия участия в активной работе обязательно ли быть членом «Союза немецких офицеров»?»
Я спросил об этом потому, что некоторые генералы не питают симпатии к «Офицерскому союзу», но хотят работать под руководством Национального комитета. Например, генералы Зикст фон Армин и Штреккер говорят, что нельзя же считать «Офицерский союз» принудительной профсоюзной организацией.
Господин полковник ответил, что нельзя сравнивать «Офицерский союз» с принудительной профсоюзной организацией. «Офицерский союз» выполняет в рамках Национального комитета определенные задачи уже целый год, что он ведет разъяснительную работу среди армии и офицерского корпуса — своей открытой легальной работой он завоевал себе авторитет в широких кругах армии.
Сам генерал Хофмайстер1 рассказывает, что эсэсовец, генерал Барнт2, попав в окружение, сказал Хофмайстеру: «Если будет туго, я перейду к Зейдлицу». Это значит, что армия прислушивается к словам Зейдлица, как президента «Союза немецких офицеров».
Если генерал фон Армин теперь выдвигает какие-то новые мысли, которые компрометируют «Союз немецких офицеров», ибо быть генералу членом Национального комитета и одновременно отмежевываться от «Офицерского союза»— это явление компрометации Союза. Этого не допустит ни Национальный комитет, ни «Союз немецких офицеров».
Они предпочтут совсем отказаться от генерала фон Армина, нежели допустить, чтобы он организовывал какую-то новую группу офицеров вне «Офицерского союза». Еще он добавил, что «надо быть последовательным и забыть старые ссоры, тогда вы увидите, фельдмаршал, что «Союз офицеров» это нужная и необходимая организация».
14 августа 1944 года. Сегодня утром я попросил господина полковника, чтобы с объекта № 25 привезли генерала Латтмана, так как он должен будет разъяснить генералу фон Армину некоторые вопросы, касающиеся отношения Национального комитета к «Офицерскому союзу».
После ужина мы сидели в столовой, вместе с Латтманом и Лейзером. Зашел господин полковник, и я пригласил его сесть со мной вместе за маленький стол в углу столовой. Латтман и Лейзер в это время стояли у окна и разговаривали, поэтому мы были наедине.
Я спросил мнение господина полковника относительно письма, написанного мной к генерал- полковнику Шернеру3, командующему армейской группой «Норд».
Господин полковник похвалил соответствующими словами содержание и стиль моего письма, но добавил, что полковник Швец опасается, что командующий, генерал-полковник Шернер, как убежденный гитлеровец, сорвет это мероприятие — он это письмо отправит Гитлеру, не познакомив с содержанием ни одного из подчиненных ему генералов.
Я согласился с этим мнением и добавил: «По крайней мере, я тогда сделал все так, что моя совесть будет чиста». Господин полковник ответил: «Если заранее известно, что мероприятие не увенчается успехом, так как этот Шернер его сорвет, то совесть не может быть спокойной, пока не будут исчерпаны все возможности».
Полковник Швец думает, что обращение к генералам и офицерам группировки «Норд» за подписью фельдмаршала, во главе всех генералов из движения «Свободная Германия», может принести желаемый успех.
Разумеется, что содержание этого обращения должно быть свободно от мелочной пропаганды, направленной на разложение армии.
