или теологическим критиком. Ещё будучи самым крайним представителем старогегельянской ортодоксии, придававшим спекулятивное оформление всякой религиозной и теологической бессмыслице, он постоянно объявлял критику своей частной собственностью. Он уже тогда определял штраусовскую критику как человеческую критику и, в противоположность ей, весьма определённо отстаивал права божественной критики. Большое самомнение, или самосознание, составлявшее скрытое ядро этой божественности, он впоследствии вышелушил из религиозной скорлупы, наделил его самостоятельным существованием, превратив его в самостоятельное существо, и под фирмой «Бесконечное самосознание» возвёл в принцип критики. В своём собственном движении он проделал вслед за тем то движение, которое «философия самосознания» описывает как абсолютный жизненный акт. Он снова упразднил «различие» между бесконечным самосознанием, как «продуктом творчества», и творящим субъектом, т. е. им самим, познав, что бесконечное самосознание в своём движении «было лишь им самим», Бауэром, и что, стало быть, движение вселенной становится истинным и действительным лишь в его собственном идеальном самодвижении.
Божественная критика, возвратившись в самое себя, восстанавливается рациональным, сознательным, критическим путём: бытие в себе становится бытием в себе и для себя, и только в самом конце появляется исполненное, осуществлённое, раскрывшееся начало. Божественная критика, в отличие от человеческой, явилась миру как критика, как чистая критика, как критическая критика. Место апологии Ветхого и Нового завета заняла апология старых и новых произведений г-на Бауэра. Теологическое противопоставление бога и человека, духа и плоти, бесконечности и конечности превратилось в критически-теологическое противопоставление духа, критики, или г-на Бауэра — материи, массе, или земному миру. Теологическое противопоставление веры и разума превратилось в критически-теологическое противопоставление здравого человеческого рассудка и чисто критического мышления. Журнал «Zeitschrift fur spekulative Theologie»[69] превратился в критическую «Literatur- Zeitung». Религиозный спаситель мира реализовался, наконец, в виде критического спасителя мира, г-на Бауэра.
Последняя стадия г-на Бауэра не есть аномалия в его развитии: это — его возвращение в себя из его отчуждения. Понятно само собой, что тот момент, в который божественная критика отчуждала себя и выходила за свои пределы, совпадает с моментом, когда она отчасти изменяла себе, создавая кое-что человеческое.
Абсолютная критика, возвратившаяся к своей исходной точке, закончила спекулятивный кругооборот, а тем самым и весь свой жизненный путь. Её дальнейшее движение есть чистое, возвышающееся над всяким массовым интересом кружение внутри самой себя и поэтому лишено всякого интереса для массы.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ КОРРЕСПОНДЕНЦИЯ КРИТИЧЕСКОЙ КРИТИКИ
1) КРИТИЧЕСКАЯ МАССА
Где лучше чувствуешь себя,
Чем в лоне своего семейства?[70]
Критическая критика в своём абсолютном наличном бытии, в лице г-на Бруно, объявила массовое человечество, всё то человечество, которое не есть критическая критика, своей противоположностью, своим существенным предметом: существенным потому, что масса существует ad majorem gloriam dei{37}, критики, духа; предметом — потому, что она есть всего лишь материя критической критики. Критическая критика провозгласила своё отношение к массе всемирно-историческим отношением современности.
Однако одним заявлением о своей противоположности всему миру нельзя ещё сделать эту противоположность всемирно-исторической противоположностью. Можно вообразить себя камнем всеобщего преткновения потому, что в силу своей собственной неловкости всюду спотыкаешься. Для всемирно-исторической противоположности недостаточно того, чтобы я объявил мир моей противоположностью: необходимо ещё, чтобы, с другой стороны, мир объявил меня своей существенной противоположностью, рассматривал и признавал меня как таковую. Это признание критическая критика добывает себе корреспонденцией, предназначенной для того, чтобы засвидетельствовать перед всем миром критическую работу искупления мира, равно как всеобщее раздражение мира, вызванное критическим евангелием. Критическая критика сама для себя есть предмет, как предмет всего мира. Корреспонденция имеет своей задачей показать её в качестве такового, в качестве мирового интереса современности.
Критическая критика считает себя абсолютным субъектом. Абсолютный субъект нуждается в культе. Действительный культ требует третьего элемента, верующих индивидуумов. Поэтому святое семейство в Шарлоттенбурге получает от своих корреспондентов подобающий ему культ. Корреспонденты говорят ему, что оно есть и что не есть его противница, масса.
Представляя таким способом мнение критики о самой себе как мнение окружающего мира и превращая своё понятие в действительность, критика, несомненно, впадает в непоследовательность. Внутри её самой обнаруживается образование своего рода массы, именно — образование критической массы, несложное призвание которой заключается в том, чтобы быть неутомимым эхом критических изречений. Ради последовательности эта непоследовательность простительна. Критическая критика, не чувствующая себя в грешном мире как дома, должна в своём собственном доме завести грешный мир.
Путь корреспондента критической критики, члена критической массы, не усеян розами. Его путь — трудный, тернистый, критический путь. Критическая критика — спиритуалистический властелин, чистая самопроизвольность, actus purus{38}, она нетерпима ко всякому воздействию извне. Корреспондент должен поэтому быть лишь кажущимся субъектом, обнаруживать только кажущуюся самостоятельность по отношению к критической критике, только кажущееся желание сообщать ей что-либо новое и самостоятельное. На самом деле это — её собственный фабрикат, выслушивание самой себя, которое лишь на один момент объективируется в виде самостоятельного существа.
Корреспонденты не упускают поэтому случая, чтобы беспрестанно уверять, что критическая критика сама знает, видит, понимает, испытывает то, что ей для вида в данный момент сообщают корреспонденты. Так, например, Церледер употребляет следующие обороты: «Вы понимаете это?»; «Вы знаете»; «Вы знаете» во второй, в третий раз; «Вы, конечно, уже достаточно слышали, чтобы самим всё понять».
А вот бреславльский корреспондент Флейшхаммер: «Но это… для Вас столь же мало будет загадкой, как и для меня». Или цюрихский корреспондент Хирцель: «Вы и сами, конечно, знаете». Критический корреспондент до такой степени почитает абсолютное понимание критической критики, что он ей приписывает понимание даже там, где вообще нечего понимать, как, например, Флейшхаммер:
«Вы меня вполне» (!) «поймёте» (!), «если я сообщу Вам, что нельзя выйти на улицу, без того чтобы не встретить молодых католических священников в их длинных чёрных рясах и мантиях».
Мало того, в своём страхе корреспонденты слышат, как критическая критика говорит, отвечает, восклицает, высмеивает!
Так, например, Церледер: «Но… говорите Вы. Ну, хорошо, слушайте же!» Или Флейшхаммер: «Однако я уже слышу, что Вы говорите; я тоже хотел этим сказать только то, что…». Или Хирцель: «Эдельман, воскликнете Вы!» Или тюбингенский корреспондент: «Не высмеивайте меня!»
Корреспонденты употребляют поэтому и такого рода обороты: они-де сообщают критической критике факты, а от нее ждут духовного истолкования; они ей доставляют посылки, а ей предоставляют сделать заключение. Или даже извиняются, что пережёвывают давно ей известное.
