«В заключение было бы уместно напомнить» Санчо, великому государю Иерусалима, о сервантесовской «критике» Санчо, «Дон Кихот», гл. 20, стр. 171 брюссельского издания, 1617. (Ср. Комментарий, стр. 194.)
ЗАКРЫТИЕ ЛЕЙПЦИГСКОГО СОБОРА
Прогнав с собора всех своих оппонентов, святой Бруно и святой Санчо, именуемый также Максом, заключают вечный союз и затягивают следующий трогательный дуэт, дружелюбно кивая при этом друг другу головами, как два мандарина,
Святой Санчо.
«Критик есть истинный вождь массы… Он — её государь и полководец в освободительной войне против эгоизма» («Книга», стр. 187).
Святой Бруно.
«Макс Штирнер — вождь и полководец крестоносцев» (против Критики). «В то же время он самый доблестный и мужественный из всех борцов» (Виганд, стр. 124).
Святой Санчо.
«Теперь мы переходим к тому, чтобы отдать политический и социальный либерализм на суд гуманного или критического либерализма» (т. е. критической критики) («Книга», стр. 163).
Святой Бруно.
«Перед Единственным и его собственностью падает политический либерал, желающий сломить своеволие, и социальный либерал, желающий разрушить собственность. Они падают под критическим» (т. е. украденным у Критики) «ножом Единственного» (Виганд, стр. 124).
Святой Санчо.
«От Критики не ограждена ни одна мысль, потому что Критика есть сам мыслящий дух… Критика или, вернее, Он» (т. е. святой Бруно) («Книга», стр. 195, 199).
Святой Бруно (перебивает его, с реверансами).
«Только критический либерал… не падает перед Критикой, потому что Он сам — критик» (Виганд, стр. 124).
Святой Санчо.
«Критика, и только Критика, стоит на высоте эпохи… Среди социальных теорий Критика, бесспорно, является наисовершеннейшей… В ней достигает своего чистейшего выражения христианский принцип любви, истинный социальный принцип, в ней делается последний возможный эксперимент, чтобы освободить людей от исключительности, от взаимоотталкивания: это — борьба против эгоизма в её наипростейшей и поэтому самой жёсткой форме» («Книга», стр. 177).
Святой Бруно.
«Это Я есть… завершение и кульминационный пункт, минувшей исторической эпохи. Единственный, это — последнее убежище в старом мире, последний уголок, из которого старый мир может производить свои нападения» на критическую Критику… «Это Я есть возведенный в высшую степень, самый властный и могучий эгоизм старого мира» (т. е. христианства)… «Это Я есть субстанция в её самой жёсткой жесткости» (Виганд, стр. 124).
После этого задушевного диалога оба великих отца церкви закрывают собор. Затем они молча пожимают друг другу руки. Единственный «забывает самого себя в сладостном самозабвении», без того, однако, чтобы «растаять окончательно». Критик же трижды «улыбается», а затем, «уверенный в победе, неудержимо и победоносно идёт своим путём».
ТОМ II
КРИТИКА НЕМЕЦКОГО СОЦИАЛИЗМА
В ЛИЦЕ ЕГО РАЗЛИЧНЫХ ПРОРОКОВ
«ИСТИННЫЙ СОЦИАЛИЗМ»
То же самое отношение, которое мы проследили в первом томе (ср. «Святой Макс», «Политический либерализм») между существовавшим до сих пор немецким либерализмом и французским и английским буржуазным движением, имеет место и между немецким социализмом и пролетарским движением Франции и Англии. Наряду с немецкими коммунистами появился ряд писателей, которые восприняли некоторые французские и английские коммунистические идеи и перемешали их со своими немецко-философскими предпосылками. Эти «социалисты» — или «истинные социалисты», как они себя называют, — видят в зарубежной коммунистической литературе не выражение и продукт определённого действительного движения, а чисто теоретические сочинения, которые — совершенно так же, как они представляют себе возникновение немецких философских систем, — возникли из «чистой мысли». Они не задумываются над тем, что в основе этих сочинений, даже когда они выступают, с проповедью систем, лежат практические потребности, лежит совокупность условий жизни определенного класса в определённых странах. Они принимают на веру иллюзию некоторых из этих литературных представителей партии, будто у них речь идёт о «разумнейшем» общественном строе, а не о потребностях определённого класса и определённой эпохи. Немецкая идеология, у которой находятся в плену эти «истинные социалисты», не позволяет им разглядеть действительное отношение. Их деятельность по отношению к «ненаучным» французам и англичанам сводится к тому, чтобы прежде всего вызвать у немецкой публики надлежащее презрение к поверхностности или «грубому» эмпиризму этих иностранцев, воспеть «немецкую пауку» и приписать ей миссию — явить, наконец, миру истину коммунизма и социализма, явить абсолютный, «истинный социализм». И они немедленно принимаются за работу, чтобы в качестве представителей «немецкой науки» выполнить эту миссию, хотя в большинстве случаев эта «немецкая наука» осталась им почти столь же чуждой, как и
