аристократия всегда находила известную поддержку у той или иной фракции самой буржуазии, и именно этот раскол буржуазии и спасал аристократию от окончательной гибели. В настоящее время аристократию в ее борьбе против промышленников поддерживают держатели ценных бумаг, банкиры, лица, имеющие гарантированный доход, а также значительная часть судовладельцев. Доказательством тому служит вся кампания за отмену хлебных законов. Поэтому передовая фракция английской буржуазии (я имею в виду промышленников) еще способна проводить кое-какие прогрессивные политические мероприятия, которые призваны все больше усиливать разложение аристократии. Промышленники даже будут к этому вынуждены; они должны расширять свои рынки, а для этого им необходимо понизить цены. Но понижению цен должно предшествовать сокращение издержек производства, которое, в свою очередь, достигается главным образом понижением заработной платы; для уменьшения же ее нет более надежного средства, чем понижение цен на предметы первой необходимости; а чтобы добиться этого, есть только один способ — снижение налогов. Такова логическая цепь, которая приводит английских промышленников к необходимости упразднить государственную церковь и произвести сокращение, или «справедливое упорядочение», государственного долга. Обе эти меры, а также и другие в том же духе, они будут вынуждены провести в жизнь, как только убедятся — а это неизбежно произойдет — в том, что мировой рынок не в состоянии непрерывно и регулярно поглощать их продукцию. Таким образом, английская буржуазия до сих пор еще находится на пути прогресса; ей надлежит свергнуть аристократию и привилегированное духовенство; она будет вынуждена провести в жизнь ряд прогрессивных мер, которые по плечу именно ей. В ином положении находится французская буржуазия. Во Франции нет ни потомственной, ни земельной аристократии. Революция смела их с лица земли. Там нет также привилегированной, или государственной, церкви; напротив, протестантское духовенство получает жалованье от правительства так же, как и католическое, и поставлено в совершенно одинаковое с ним положение. Во Франции невозможна серьезная борьба промышленников против держателей ценных бумаг, банкиров и судовладельцев, потому что из всех фракций буржуазии держатели ценных бумаг и банкиры (являющиеся в то же время главными владельцами акций железнодорожных, горнозаводских и других компаний) составляют безусловно сильнейшую фракцию и с 1830 г., лишь с небольшими перерывами, держат в своих руках бразды правления. У промышленников, подавляемых иностранной конкуренцией на внешних рынках и чувствующих себя неуверенно на рынке внутреннем, нет шансов достигнуть такой степени могущества, при которой они могли бы успешно бороться против банкиров и держателей ценных бумаг. Напротив, их шансы с каждым годом падают; их партия в палате депутатов, составлявшая раньше половину, теперь насчитывает едва лишь треть депутатов. Из всего этого следует, что ни правящая буржуазия в целом и ни одна из ее фракций не в состоянии осуществить что-либо похожее на «прогресс», что поскольку после революции 1830 г. буржуазия во Франции достигла всей полноты власти, этому правящему классу осталось только изживать самого себя. Именно это он и делал. Вместо того чтобы прогрессировать; буржуазия была вынуждена пятиться назад, ограничить свободу печати, упразднить свободу ассоциаций и собраний, издать всякого рода исключительные законы, чтобы держать в подчинении рабочих. И скандальные истории, преданные гласности за последние несколько недель, доказывают со всей очевидностью, что правящая буржуазия Франции окончательно одряхлела, полностью «пришла в негодность».
В самом деле, крупная буржуазия находится в затруднительном положении. Она нашла себе, наконец, правителей в лице Гизо и Дюшателя. Она семь лет сохраняла за ними их посты и с каждыми выборами обеспечивала им все более значительное большинство. А теперь, когда все оппозиционные фракции в палате доведены до состояния полного бессилия, теперь, когда для Гизо и Дюшателя настали, казалось, дни торжества, именно теперь в деятельности министерства обнаруживается столько скандальных сторон, что дальнейшее пребывание его у власти становится невозможным, даже при единодушной поддержке палат. Нет никакого сомнения в том, что Гизо и Дюшатель вместе со своими коллегами в ближайшее время уйдут в отставку: их министерское существование может протянуться еще несколько недель, но конец их близок, очень близок. А кто будет править после них? Одному богу известно! Они могут повторить слова Людовика XV: «После меня хоть потоп, разорение и хаос». Тьер неспособен собрать большинство. Моле — дряхлый старик и ничтожество; он натолкнется на массу трудностей и, чтобы обеспечить себе поддержку большинства, должен будет совершать такие же скандальные дела, а, следовательно, он должен кончить так же, как Гизо. В этом-то и состоит главное затруднение. Теперешние избиратели всегда будут избирать большинство, подобное тому, какое заседает в палате сейчас; теперешнему большинству всегда будет нужно министерство, подобное министерству Гизо и Дюшателя, министерство, замешанное во всевозможных скандалах; а всякое министерство, поступающее таким образом, не сможет устоять под тяжестью общественного мнения, Таков порочный круг, в котором вращается нынешняя система. Но дальше так продолжаться не может. Так что же делать? Не остается ничего другого, кроме как вырваться из этого порочного круга, провести избирательную реформу; но избирательная реформа означает допуск к голосованию мелких предпринимателей, а это для Франции — «начало конца». И Ротшильд и Луи-Филипп прекрасно понимают, что включение в круг избирателей мелкой буржуазии означает не что иное, как — «LA REPUBLIQUE!»{49}.
Париж, 26 июня 1847 г.
Написано Ф. Энгельсом
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского
Напечатано в газете «The Northern Star» № 506, 3 июля 1847 г. с пометкой редакции: «От нашего собственного корреспондента во французской столице»
На русском языке впервые опубликовано в журнале «Пролетарская революция» № 4, 1940 г.
К. МАРКС
КОММУНИЗМ ГАЗЕТЫ «RHEINISCHER BEOBACHTER» [78]
Брюссель, 5 сентября. — Перепечатанной в № 70 «Deutsche-Brusseler-Zeitung»[79] статье из «Rheinischer Beobachter» предпосланы вводные слова:
««Rheinischer Beobachter» в № 206 проповедует коммунизм, как это видно из нижеследующего».
Сказаны эти слова иронически или нет, коммунисты должны протестовать против утверждения, будто бы газета «Rheinischer Beobachter» вообще способна проповедовать «коммунизм», и в особенности против того, что статья, приведенная в № 70 «Deutsche-Brusseler-Zeitung», является якобы коммунистической.
Если известная часть немецких социалистов непрерывно шумела против либеральной буржуазии и притом делала это таким образом, что никому, кроме немецких правительств, не принесла пользы, и если теперь правительственные газеты, вроде «Rheinischer Beobachter», опираясь на фразы этих господ, утверждают, что не либеральная буржуазия, а правительство представляет интересы пролетариата, то коммунисты не имеют ничего общего ни с первыми, ни с последними.
На немецких коммунистов старались, правда, взвалить ответственность за эти утверждения, их обвиняли в союзе с правительством.
Это обвинение смехотворно. Правительство не может вступить в союз с коммунистами, а коммунисты не могут заключить союза с правительством по той простой причине, что из всех революционных партий Германии партия коммунистов является наиболее революционной, и правительство знает это лучше, чем кто-либо другой.
Страница «Deutsche-Brusseler-Zeitung» со статьей К. Маркса «Коммунизм газеты «Rheinischer Beobachter»» и с началом очерков Ф. Энгельса «Немецкий социализм в стихах и прозе»
Как могут коммунисты вступить в союз с правительством, которое объявляет их государственными преступниками и обходится с ними как с таковыми?
